— Как думаешь, она сделает то, что сказала, Сэмми? — спросил я.
— Нет, тупица ты безмозглый! — сказал он. — Я же тебе говорил: она это сказала только потому, что она бешеная сука.
— Да, но если она бешеная, она может это сделать в любом случае.
— Не настолько она бешеная. Она ведь пошла на тебя с Законом за спиной, не так ли? Это была хитрая работа. Бешеная баба на такое не способна.
— Но она может сделать это из злости. Она может…
— Чтоб меня, Джейкоб, — сказал Сэмми, выведенный из себя моим упорством, — заткни ты уже свою говорильню, а? Слушай! Если бы она… — Сэмми запнулся, подыскивая слова, чтобы произнести непроизносимое, — если бы она сделала… те вещи… что она сказала… то она бы сделала это так, чтобы ты видел, верно? Это было бы сделано, чтобы до тебя добраться. А раз ты скрылся, то и смысла в этом нет, так ведь?
— Полагаю, так, — уныло ответил я.
— В любом случае, — сказал он, — зачем нам вообще ехать в Лондон? Мы можем найти корабль в Бристоле так же легко, как и в Лондоне, и тогда весь мир у наших ног! — Он повернулся, чтобы посмотреть на меня. — Ты столько месяцев обходился без мисс Кэти, так чего ты теперь из-за нее ноешь?
— Нет, — сказал я, — я в ответе. Я бы и собаку в руках этого чудовища не оставил.
— Хм, — сказал Сэмми и глубоко вздохнул. — Пожалуй, нет, — произнес он, — но леди чертова Сара просто так ее не отдаст, ты же знаешь.
— Знаю, — сказал я. — Как думаешь, твой брат сможет нам помочь?
— Может быть, — сказал он и тяжело вздохнул.
— Расскажи мне о нем еще раз, Сэмми, — попросил я, отчасти потому, что хотел знать, но в основном потому, что мое беспокойство все больше и больше угнетало Сэмми — состояние, в котором я его никогда раньше не видел.
Сэмми любил говорить о своем брате, и я подумал, что это может его подбодрить.
— Ну, — сказал он, — наш Тоби на несколько лет младше меня, он еще мальчишкой в Лондон уехал. Женился на Пен много лет назад, и у них шестеро или семеро детей. Я вижусь с ним раз в несколько лет, когда бываю в Лондоне. У него верфь в районе Уоппинга, и он парень не промах. — Сэмми ухмыльнулся. — Он своего рода спасатель. Вот кто он. Он и его приятели спасают всякий такелаж и снаряжение с кораблей в лондонских доках.
Я тоже ухмыльнулся. Это была любимая тема Сэмми. Он безмерно гордился своим братом, который, по его мнению, действительно чего-то добился в жизни.
— Какое снаряжение он спасает? — спросил я.
— Всякое, — ответил Сэмми. — Немного рома и сахара из доков Вест-Индии. Потом специи, шелк и тому подобное с ост-индских кораблей. То, что не слишком громоздкое.
— Он их спасает, значит? — спросил я.
— Ага, парень! — сказал он.
— И он нас примет, да? — спросил я.
— Примет, парень! — ответил Сэмми.
*
Мы были в пути десять дней, потому что сочли за лучшее держаться подальше от главных дорог, которые были слишком оживленными. Так мне не приходилось каждый раз карабкаться в ящик, чтобы спрятаться, когда мимо в облаке пыли проносилась карета, и пассажиры на империале с любопытством смотрели на нас сверху вниз. Но проселочные дороги означали окольный путь и частые блуждания. Мы не осмеливались пытаться сменить лошадь, потому что это привлекло бы внимание. Так что нам приходилось постоянно давать отдых нашей единственной кляче, и это тоже нас замедляло. Ночью мы разбивали лагерь в маленькой парусиновой палатке и готовили еду на открытом огне.
Сэмми справлялся с практическими делами с непревзойденной легкостью. Это была сущая правда, что моряки могут освоить любое ремесло. Он разбивал лагерь не хуже американского первопроходца.
Наконец мы въехали в Лондон, который, как и сегодня, можно было учуять раньше, чем увидеть: угольный дым и лошади. Бесчисленные тысячи и того, и другого. Как только мы влились в гущу движения, я выбрался из ящика и смело сел рядом с Сэмми. Нет лучшего места, чтобы спрятаться, чем Лондон. Что значит один человек среди этих орд?
И неважно, что я был здоровый. То, что могло бы броситься в глаза даже в таком городе, как Портсмут, в Лондоне терялось. Полагаю, даже человек с двумя головами нашел бы себе с дюжину подобных, и уж точно, когда попадаешь на Чипсайд и Корнхилл, где торговля праздновала свой триумф, там были представлены все лица человечества: турки, китайцы и кудрявые негры, не говоря уже о простых англичанах, которым случилось хорошо вырасти.
Надо помнить, что в те дни Лондон был больше любого другого города в Англии (да и в мире, если на то пошло) до такой степени, какую сегодня люди не могут оценить. В 1794 году для чужаков Лондон был просто ослепителен. Бостон был славным городом, как я уже говорил на этих страницах, и Портсмут — не просто деревня, но любой из них был бы поглощен Лондоном и едва замечен. В Лондоне было так много народу, стоял такой непрекращающийся шум, толпы были такими невообразимо большими, а улицы такими извилистыми, и все это место было настолько, черт возьми, сложным, что мы с Сэмми, оба толком его не знавшие, заблудились куда сильнее, чем когда-либо на дороге.
Как и всякий в таких обстоятельствах, мы то и дело ссорились и винили друг друга в том, что пошли не той дорогой. Нам было жарко, мы злились, и даже Сэмми вышел из себя. А когда мы спрашивали дорогу, мне приходилось удерживать его, чтобы он не пустил в ход свой мешок с песком на какого-нибудь остряка-кокни с его сочувственным презрением к деревенщинам-лапотникам, не знающим, как пройти в Уоппинг.
Но в конце концов мы пробрались мимо Тауэр-Уорф, мимо древней крепости, по Кэтрин-стрит мимо пивоварни «Красный лев» и так до Уоппинг-стрит, которая тянулась на мили, с Темзой по правую руку. И всегда: люди, люди, люди, все разные. Бесконечная череда новых лиц — богатых, бедных и средних —