– Что это? Даешь взятки, чтобы тебя больше не ругали? Я, конечно, не раз получал взятки, но вот от племянника – впервые…
Муж тети очень бегло говорил на нашем диалекте. Он долгое время говорил на диалекте родного города Ёнган в провинции Пхёнан, но теперь стал совсем как уроженец Чечжудо, что неудивительно, ведь он приехал на остров тридцать лет назад как член Северо-западного молодежного общества.
Обряд поминовения проводится в полночь, и обычно родственники из деревни, привыкшие рано ложиться спать, уже начинали дремать к тому времени, но в тот день, когда я приехал, они продолжали разговаривать до самой полуночи.
Закончив обсуждение покупки семейного участка на кладбище, все стали болтать о том о сем, и я вдруг вспомнил тетю Суни. Странно, что ее все еще не было. Когда я был маленьким, она приходила на поминки к старшему дяде и приносила с собой корзинку рисовых лепешек кичжутток [12]. Она наша дальняя родственница, но жила по соседству всего через три дома и была в настолько теплых отношениях с семьей старшего дяди, что приходила на поминки. Мы с Кильсу с детства звали ее тетей [13] и очень любили. Надо бы поскорее встретиться с ней. К тому же она, приехав ко мне в Сеул, около года помогала по дому и вернулась в деревню лишь два месяца назад. Интересно, как она поживает? Не заболела ли она? Я спросил у Кильсу:
– Слушай, тети Суни не видать, не случилось ли с ней чего?
Однако почему-то все, услышав мой вопрос, вдруг замолкли. На лице Кильсу появилось растерянное выражение. Старший дядя, встретившись со мной взглядом, зацокал языком и отвернулся. На некоторое время в комнате повисло неловкое молчание. Почему у всех такая реакция? Тетя Суни стала вдовой в двадцать шесть лет и одна растила детей последующие тридцать, так, может, она вышла замуж? Вскоре дядя стряхнул пепел с конца сигареты, слегка постучав по кромке жаровни, поднял голову и посмотрел на меня.
– Не было времени сказать тебе, она померла несколько дней назад.
– Что? Как это она умерла?
Я был ошеломлен этой новостью. Всего два месяца назад она была совершенно здорова. Не веря своим ушам, я обводил взглядом сидящих вокруг меня. Младший двоюродный дядя молча кивнул мне головой.
– Я тоже не знал, почему мне ничего не сказали? – спросил муж тети, но старший дядя лишь курил и продолжал хранить молчание. Должно быть, ему было крайне тяжело, ведь они с тетей были как брат и сестра. Молчание еще долго царило в комнате. По окнам, затянутым плотной бумагой, забарабанила снежная крупа.
Спустя какое-то время старший дядя поднял глаза и стал пристально смотреть на меня.
– О такой смерти лучше не знать, но раз уж теперь ты знаешь, завтра перед отъездом в Сеул отправляйся-ка в город к дочери тети Суни, чтобы выразить свои соболезнования и помянуть тетю перед табличкой с ее именем [14], – сказал старший дядя и замолчал, затем, затянувшись очередной сигаретой, продолжил.
– А, впрочем, что так что эдак умереть – разницы никакой…
Так начав издалека, старший дядя рассказал следующее.
Даже дата смерти тети Суни неизвестна. Вероятно, она умерла в тот же день, когда ушла из дома, но никто не знал точно, что было неудивительно: выдав замуж единственную дочь, тетя несколько лет жила одна, поэтому соседи и не могли знать, что у нее происходит, если она сама не сказала об этом.
Первые несколько дней все думали, что тетя Суни, как обычно, уехала к дочери, так как были закрыты ставни, однако тетя никогда не оставалась ночевать, а возвращалась в тот же день. Она не вернулась даже спустя полмесяца, и тогда дядя и его семья начали чувствовать неладное. Дядя задавался вопросом, не поехала ли тетя снова ко мне в Сеул? Но в таком случае она сказала бы об этом. Обеспокоенные члены семьи дяди связались с ее дочерью, живущей в городе. Дочь со своим мужем приехали в деревню и принялись везде искать тетю. Они даже зашли в буддийский храм у подножия горы Халласан, в котором тетя несколько месяцев восстанавливалась после нервного срыва. Искали и в щелях между валунами на берегу, предполагая, что с тетей могло случиться что-то нехорошее, пока она собирала морские водоросли.
В конце концов труп тети нашли на ее участке в поле у дороги, кольцом окружающей весь остров, неподалеку от начальной школы. Судя по степени разложения, она умерла более двадцати дней назад. Участок тети отделен от дороги лишь одним чужим участком, но находится в низине и окружен каменной оградой, поэтому труп обнаружили только двадцать дней спустя. Тетю не было видно также из-за того, что она была одета не в белое турумаги [15], а в коричневое. В том самом турумаги, в котором она приезжала ко мне в Сеул, и теплом шарфе из кроличьего меха она лежала на боку так, словно спала. У ее головы лежало несколько оставшихся таблеток цианида для истребления фазанов… Ее нашли всего восемь дней назад.
– Я тоже был там и заметил кое-что чудное. Вся ячменная делянка была покрыта снегом, и, к моему удивлению, он растаял только там, где лежала тетя Суни, – сказал мой троюродный брат Хёнмо. Старший дядя добавил:
– Земля эта благодатная для ее потомков. Для своей могилы сестра выбрала хорошее место.
– Но какой толк от этого, раз у нее нет потомков? Если не считать дочь… Мы все твердили, мол, возьми приемного сына, а она и слушать не хотела, – сказал старший двоюродный дядя и с досадой зацокал языком.
Пока я слушал их разговор, по моей спине тек холодный пот. На некоторое время у меня заложило уши, и я ничего не слышал. Прожив почти до пятидесяти шести лет, она так ужасно покончила с собой. Тетя Суни легла на солнечное место на своем участке, который кормил ее всю жизнь,