— Ты упала? Как?.. Что повредила? — вопросы посыпались градом, пока он старательно расстегивал крепления на ее лыжах, освобождая ноги.
Дарина слабо хлопнула ладонью по пушистому снегу рядом с собой.
— Присоединиться не желаешь?
Она была почти уверена, что услышит грубоватый ответ про дурость и простуду, но вместо этого ей в лицо полетел ворох снега. Она возмущенно фыркнула, стирая с кожи обжигающе-холодные и колючие снежинки.
— Вот же ж…
Терлоев грохнулся рядом с ней, подняв целое облако снега.
— А эта мысль…
Встретились, называется, двое…
Что бы кто бы неадекватного не предложил, другой и рад стараться.
И вроде бы взрослые люди…
Адам лежал на спине, раскинув руки, и смотрел в небо, а его громкое «Уф!» отозвалось эхом в заснеженном лесу.
Дарина подавила в себе улыбку и снова посмотрела на небо, чувствуя, как тает напряжение в мышцах, уступая место приятной истоме.
А картина-то завораживала. И кажется, что ты куда-то падаешь, падаешь. Или летишь.
Стало так мирно и спокойно, что, казалось, можно было позабыть обо всем на свете. Сквозь кружево сосновых ветвей пробивалось солнце, слепя в глазах, а в груди разливалось тихое, светлое тепло.
В которое ворвалось ощущение. Уже такое знакомое…
Дарина кожей почувствовала его взгляд. Тяжелый, сосредоточенный. Он был пристальным, почти осязаемым, и от этого по спине пробежали мурашки. Она затаилась.
Секунда, вторая…
А потом Дарина не выдержала стремительно закручивающейся внутри себя пружины и медленно, будто боясь спугнуть мгновение, повернула голову к Адаму.
Он оказывался ближе, чем ей думалось.
Гораздо ближе. Его лицо было всего в паре сантиметров от ее, его дыхание, теплое и неровное, коснулось ее щеки.
И всё… Центр внимания мгновенно сместился, рецепторы все обострились.
Сама Дарина замерла в ожидании.
Адам не разочаровал. Его рука в толстой перчатке потянулась к ней, поднырнула под голову, обхватила её затылок.
Дарина прикрыла глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям.
Пропадала она… И теперь точно куда-то падала.
Адам потянул её на себя. Так, что воспротивиться и противостоять не имело возможности. Да и не было желания.
Другая потребность была.
Дарина подчинилась. Его губы прикоснулись к её губам.
Губы Адама были чуть шершавыми от мороза, но тёплыми внутри. Вкусными.
Они целовались. И целовались. Адам и не думал её отпускать, а она не думала его отталкивать.
В поцелуе на снегу была своя прелесть. А ещё. Ей нравились губы Адама. Ей нравилось, как он её целует.
Он весь ей нравился.
— Помогите!
Женский визг ворвался в сознание и ошпарил неприятным осознанием какой-то подставы.
Глава 16
Адам оторвался от неё и слегка поморщился. Его дыхание всё ещё гуляло по её коже, грело. И сам Терлоев не спешил отсоединяться от Дарины. Она тоже продолжала удерживаться за него.
Здесь, среди сугробов и снега…
К ним, преодолевая сугробы, спешила подружка той самой рыжей. Без лыж. Она бежала, неестественно размахивая руками и показывая куда-то назад, за изгиб лыжни.
— Надюша ногу сломала! — выпалила она, добираясь до них и хватая ртом воздух с такой драматичностью, будто играла в дешёвом спектакле.
Так уж и сломала…
Адам шумно выдохнул и быстро поднялся. По его лицу прошлась тень.
— Где?
— Там.
Дарина закатила глаза. Почему она, зараза такая, не поверила этому сомнительному заявлению? Авантюра сшита белыми нитками.
Адам кивнул и направился туда, куда указала женщина. Дарина медленно поднялась.
— …за поворотом! Она не может встать! Мы ехали, ехали, всё было по кайфушечки и тут…
Дарина старалась сдерживать сарказм, который так и лился из неё.
Вся та теплота, что разливалась по телу, уступила место липкому раздражению. Классика жанра. Дамская немощь как последний аргумент в борьбе за внимание кавалера. И работа проделана на совесть, даже лыжи сняли для правдоподобия.
Есть, конечно, процент того, что рыжая реально неудачно упала. Но почему-то в это активно не верилось.
Утопая в снегу, Дарина направилась к ахающим и охающим женщинам.
Шла она не по лыжне, а напрямик, через нетронутый снег, как будто этим тяжёлым путём пыталась доказать что-то самой себе.
Когда она, запыхавшись, подошла к месту «трагедии», картина предстала во всей красе. Рыжая — та самая Надюша — сидела в позе отчаявшейся нимфы, обхватив руками совершенно здоровую на вид ногу. Она почти натурально плакала, издавая всхлипывающие звуки, но ни одной слезинки на её щеках не было.
Увидев приближающуюся Дарину, она подняла голову и кинула на неё едва ли не победный взгляд, полный торжества и вызова.
Ой, ну всё ясно.
Адам стоял на колене рядом с «пострадавшей».
— Где болит? — спросил он сдержанно, осматривая голеностоп.
— Тут. И там… Везде болит.
Адам снял перчатку.
— Задерите штанину.
Сам он не прикасался к ней первым.
— Конечно, — почти томно пропела рыжая, но потом вспомнила, что она пострадавшая и сменила тон:
— Я так неосторожно… Наверное, связки… А может, и перелом
Адам молча, хмурясь, ощупал сустав.
— Отека пока нет. Крепитации тоже, — произнёс он коротко. — Скорее всего, ушиб.
— Но я не могу встать! — взвизгнула Надя, пытаясь ухватиться за его руку. — Помогите мне. Пожалуйста…
И быстро сложила руки перед грудью.
Её подружка не осталась в стороне. Тоже повторила жест.
— Да, помогите нам, пожалуйста.
Адам коротко вздохнул, и в его взгляде мелькнула раздраженность.
— В «Крыле» есть ГБР, — вмешалась Дарина, не в силах больше наблюдать этот концерт.
Если некоторым дамам жизненно необходимы прикосновения мужчин, то уж пусть этим займутся специально обученные люди.
Холостяки, мать вашу.
Ехидный голосок, который прямо-таки активировался в ней за последние пять минут, пропел, что Адам-то тоже холостяк. Причем, закоренелый.
— ГБР? — усмехнулся Адам, посылая в её сторону красноречивый взгляд.
Дарина кивнула и полезла за телефоном.
— Дин, привет. Тут такое дело…
А ещё Дарину заинтересовал один вопрос — рыжая Надюша знала, что Адам медик или так совпало?
***
Они даже не пытались уйти. Надежда, в конце концов, поднялась на ноги. Сидеть на снегу, даже в дорогущем комбезе, то ещё удовольствие.
И, конечно, вцепилась в Адама. Клещами впилась под предлогом, что ей нужна опора.
Дарина отошла в сторонку.
На душе паскудно было.
Противно, гадко, словно проглотила что-то скользкое и несъедобное. Ей-то что… Вот правда. Клеит Адама другая женщина, явно и беззастенчиво. Он же не реагирует, вернее, реагирует сдержанно, по-деловому, но и не отталкивает её окончательно. Но ей почему-то не по себе и сильно. В груди сосало и ныло.
Вскоре послышался рев двигателя и среди