Пробовать печенье Айден не торопился. Он предпочитал держать спину прямо, отпивать маленькими глотками и больше ничего не трогать, но цепко оглядывать украдкой окружающее пространство.
Зачарованные лампы горели при входе в гостиную, но в этой части комнаты свет давал в основном камин. Массивный, тоже богато украшенный морскими мотивами ракушек и водорослей, с изящно изгибающейся аркой над очагом. Настоящее произведение искусства! Узоры приковывали внимание, и Айден не сразу понял, что на каминной полке выстроились не привычные статуэтки, а стеклянные банки. Содержимое терялось в тени, и Айден не так уж хотел знать, что внутри.
Когда он отвернулся, то наткнулся на цепкий взгляд лорда Мюррея. Старик следил и оценивал, но сказал совершенно другое:
– Дела обсуждай с Фелицией, она уполномочена их вести. После моей смерти займёт место главы Синдиката.
Что разрушало теорию, выдвинутую Николасом, о том, что Стэнхоупы стояли во главе заговора и запретной магии, чтобы занять трон. То есть Элиас мог этого хотеть, но Фелиции нет смысла захватывать власть в Синдикате, он и так будет принадлежать ей.
Хотя это не исключало, что у Элиаса были свои планы, а Фелиция помогала брату. Или покрывала его.
Айдену ужасно захотелось потереть переносицу, словно движение избавляло от дурных мыслей. Он чувствовал, как его захватывает подозрительность, и это не несло ничего, кроме беспокойства и неспособности увидеть настоящие факты.
– Вы ведь не удержите гниль, – неожиданно сказал лорд Мюррей. – Не сомневаюсь, что зараза полезла из-за запретной магии. Это чума. Невозможно удержать чуму в отдельных кварталах, как бы вы ни пытались.
– Пока мы справляемся, – холодно ответил Айден.
– Скоро она выплеснется на улицы Кин-Кардина.
Чай внезапно показался Айдену безвкусным. Глаза старика сверкали, и оставалось гадать, насколько он в своём уме. Лорд сидел, запершись в особняке, и слушал шебуршание крыс под полом, а не живых людей. Кто знает, что ему нашептали его безумные сны?
– Звучит как угроза, – спокойно сказал Айден. – Может, вас арестовать за то, что занимались запретной магией, и из-за неё появилась чума?
– Я не связывался с запрещёнкой.
Что было ложью. Айден не стал бы говорить Николасу, у того порой свербило обострённое чувство справедливости, но во дворце знали, что Синдикат усиливал корабли запретной магией. Эти сведения Айден приберегал на тот случай, если обсуждения с Фелицией зайдут в тупик и придётся пригрозить разоблачением.
Их ритуалы не требовали человеческих жертв, а крепкие корабли были выгодны и короне, но официально чары считались запретными, потому что уже активнее управляли окружающим миром. Синдикат тоже не афишировал, но, скорее всего, стоило копнуть, и у них обнаружилось бы полно запрещёнки вплоть до внушения людям, а вот это считалось серьёзным преступлением.
Если их прижать, Управлению дознавателей придётся провести много арестов среди высокопоставленных дворян, что пошатнёт положение Равенскортов, поэтому Айден такого развития не желал. Проще не обращать внимания на часть нарушений, принимая, что там могут найтись и бо́льшие. И тем более Айден не хотел ставить друга перед выбором, когда тому пришлось бы ради короны закрывать глаза на запрещёнку или пошатнуть власть Равенскортов, но выполнить свои обязанности.
– Не связывались, значит, – сказал Айден. – То есть не проверять «Сокола» на запретные чары?
Парусник, стоящий в доках и приплывший из Карранаса. Числился он за Синдикатом. Лицо лорда Мюррея окаменело, но через пару секунд он вновь усмехнулся:
– Что ж, мальчик, я рад с тобой познакомиться. Ты станешь достойным противником для Фелиции.
– Вы хотите противника?
– Конечно. Это помогает развиваться.
– Но есть же ещё поддержка, когда тянешься за сильным.
– Ты ещё наивен, воронёнок.
С унынием Айден отметил, что попросту теряет время. Лорд Мюррей ясно дал понять, что делами Синдиката занимается Фелиция и будет заниматься впредь. Старик решил посмотреть на принца, и ради этого вызвал его к себе. Айден, как дурак, понёсся к Мюррею, думая, что дело важное! И всего лишь удовлетворил чужой каприз.
Вроде бы уже шесть лет как покинул послушничество, а всё равно порой тот же храмовый мальчик. Лорд Мюррей прав, временами Айден наивен.
– Китобои не слышат песнь китов.
– Что? – удивился Айден. Те же слова, что бросил накануне Чарли Стоукс.
– Рыбаки говорят, что в открытом океане киты поют свои песни. Когда китобои перестают их слышать, происходит что-то страшное. Например, чума.
– Моряки – суеверный народ.
– Ты либо кит, который поёт свою песню и не знает об опасности, либо китобой, который не слышит, гарпунит и разделывает ради внутренностей.
– Или я ворон.
Лорд Мюррей рассмеялся лающим смехом, но ответ ему явно понравился. Правда, Айдену самому было плевать, насколько он приглянулся старику, он потратил время на безумца и затворника, а единственной пользой стало моряцкое суеверие.
Поднявшись, Айден хотел попрощаться, и тут его взгляд снова вернулся к каминной полке. Стоя он видел, что там и вправду выстроились стеклянные банки, но теперь распознал содержимое: в формальдегиде плавали органы, вроде бы сердце, два глаза.
– Бездна! Что это?
– Память о моих мёртвых детях, – невозмутимо ответил лорд Мюррей.
16
Я не чувствую себя тут дома
Николас рассматривал собственный дом. Майлз вылезал следом из экипажа, слуги уже сгружали вещи мальчика, а Николас скользил взглядом по особняку.
День выдался обычный для нынешнего времени года, серый, промозглый, вроде бы без дождя, но с оседавшими на волосах и шерстяном пальто капельками влаги. Между домами разливался туман, но к полудню почти рассеялся. Многие не любили промозглый климат Кин-Кардина, где снег лежал совсем недолго и сменялся влагой, но Николасу нравилась местная погода. Особенно восхищал туман над двумя столичными реками, Серебрянкой и Быстрянкой.
– Господин, вещи в дом нести?
Слуга, сидевший рядом с извозчиком, успел достать единственный чемодан, Николас махнул в сторону особняка:
– В гостиную.
Вещи Майлза остались в доме Дотлеров, и Николас не мог определиться, лучше попросту сходить с мальчиком, чтобы он забрал всё, что ему потребуется, или, наоборот, пока не водить Майлза в место мрачных воспоминаний. Сошлись на промежуточном варианте, послав слугу забрать кое-какую одежду.
Отоспавшись после проверок Круга, Майлз оставался притихшим. Как мышонок, он встал рядом с Николасом, на дом не смотрел, боясь поднять голову. Или понимал, что вот здесь ему теперь предстоит жить какое-то время. Довольно продолжительное. И домой он не вернётся.
Майлз был одет в аккуратный тёмный костюм, Николас приехал из Управления в форме дознавателя. Успел с утра заняться делами, а к полудню вернулся во