Если чума шагнёт сюда, сколько из этих людей будут живы через неделю?
– Здесь.
Линарда подобные мысли точно не мучили, он убрал в карман блокнот Нэлл и кивнул на один из низеньких домов. Вместо вывески около двери болтались верёвки с птичьими черепами.
– Нэлл приходила в костяную лавку? – удивился Николас. – Что она тут забыла?
– А главное, почему сюда, есть лавки поближе. И понадёжнее.
Промолчав, Николас не стал говорить, что, возможно, в этом и причина. Если нужны амулеты и косточки для зачарования, то, конечно, пойдёшь в хорошую лавку, например, к мадам Пирсон около Банковской площади. Но если нужно что-то менее законное, то Эгретский угол – идеальное место.
Толкнув дверь, Линард обнаружил, что она не заперта, и шагнул внутрь, в затхлый воздух, сухой, как костяная пыль, но пахнущий травами.
– Кто-нибудь есть?
Ответила Линарду тишина, ничто не шевельнулось в полутёмной лавке. То ли никого нет, то ли они сейчас ещё один труп найдут, мрачно подумал Николас. Какого-нибудь грузного лавочника, тоже расчленённого. В голове возникла красочная картинка. Лучше бы так ярко стихи представлялись! После Нэлл и угнетающего Ржавого квартала так и виделись липкие кишки, а в них распространяющаяся гниль, почему-то как плесень, Николас с трудом сглотнул, настойчиво смаргивая видения.
– Николас?
– А? – он повернулся к Линарду и понял, что тот внимательно смотрел и звал, кажется, не в первый раз. – Извини. Что ты спросил?
– Видишь ли ты лампы?
– Гм. Нет. Но они где-то здесь.
Чтобы послать вспышку магии и включить зачарованную лампу, нужно её видеть. Вместо этого Линард лёгким дуновением магии пробудил чары, зашитые в первый позвонок на спине его мундира, и фигуру окутал мягкий свет. Торопливо Николас сделал то же самое, теперь света доставало, чтобы осмотреть лавку. Одна из самых популярных среди дознавателей магий, чаровники вечно ворчат, что они используют её к месту и не к месту, а им заново накладывай.
Здесь свет точно требовался. Хотя лавка выглядела обычной.
Вдоль стен выстроились стеллажи, заваленные коробками с разными костями. На трёх отдельных полках пылились черепа, от крупных быков до совсем мелких куниц и, конечно, целые россыпи самых популярных, крысиных. Их зачаровывали на простенькие чары и вешали над дверью вместе с молитвенными скрижалями.
В корзинах были свалены высушенные цветы и травы. Их зашивали в мешочки и тоже зачаровывали, но кости всё-таки лучше держали чары. Многие считали, что предпочтительнее складывать кости и цветы вместе.
– Проверь здесь всё на запрещёнку, – попросил Линард. – А я гляну внутренние помещения.
Малодушно Николас подумал, что если там и будет труп, то найдёт его Линард. Хотя, судя по стоявшему сухому аромату сухоцветов, если где-то внутри и лежит мертвец, то давно высохший. Кровь и разложение пахнут иначе.
Распространяя мягкий свет, Линард двинулся к проходу в комнату или на склад. Когда напарник скрылся, в лавке стало темнее, но Николасу было достаточно и собственного света. Пройдя вдоль полок, Николас внимательно всё осмотрел, задев головой свисавшие с потолка связки амулетов. Однажды на балу во дворце Николас видел у Виктории Глэдстоун тяжёлое ожерелье из металлических деталей и косточек, настоящее произведение искусства, фонившее чарами. Здесь же были грубовато вырезанные из кости фигурки на верёвках, лисьи клыки, пёрышки.
Остановившись у потрёпанного чучела совы, Николас нахмурился и провёл пальцами по красной ленточке на шее птицы – храмовая, такие повязывали на молитвенных столбах. В лавке было много храмовых вещей и, покрутив в руках бычий череп, Николас нашёл почти смазанную храмовую печать. Значит, череп принесли оттуда! Возможно, как и часть других костей, но на них печати не ставили.
Найти кости проблемой не было, из них делали украшения, амулеты, так зачем в лавке такое количество храмовых вещей? Им помогал жрец?
Николас достал кинжал. Дознаватели носили их в простых тёмных ножнах, пряча под мундиры, чтобы не привлекать внимание.
Они не были оружием в полном смысле слова. Каждый уважающий себя дознаватель носил ещё один в сапоге, как раз для привычного использования, а поясной был зачарованным и почти ритуальным.
Костяную рукоять ничем не украшали, но у лезвия было вырезано имя Николаса, а рядом круг, похожий на позвонок, с двумя дугами, знак дознавателей. Приложив большой палец, Николас ощутил едва заметное короткое покалывание.
Каждый кинжал откликался на кровь своего дознавателя. А чтобы не пришлось бинтовать пальцы, артефакторы придумали хитрую систему из маленьких иголочек, чтобы подушечка не кровила.
Николас вычертил лезвием в воздухе фигуру, оставшуюся светиться. Сложные чары, создаваемые кругом магов Управления. В связке такое не провернёшь, это уже высшие формулы.
Крутанув запястьем, Николас отправил чары действовать. От знака в несколько сторон тут же засветились линии, и вычерченная в воздухе фигура двинулась по самой яркой.
Так дознаватели могли увидеть следы запретной магии. Существовали и другие способы её определить или проверить, но зачарованный кинжал считался наиболее надёжным.
Самая яркая линия упёрлась в коробку в дальнем углу, полную мелких косточек для амулетов. Они походили на фаланги пальцев, и Николас прищёлкнул языком. Достал мешочек, натянул перчатки и взял одну косточку. Пусть проверят, вдруг и правда человеческие. Тогда коробки хватит, чтобы упечь хозяина лавки в тюрьму лет на десять. А косточки ещё и слабо мерцали запрещёнкой! Вряд ли что-то серьёзное, но тем не менее.
Для такой полуподпольной лавки запретных чар было маловато, Николас рассчитывал на большее. Но один след тянулся за дверь, на улицу, и это удивляло. Означало, что запретные чары наложили тут, а потом предмет унесли. И совсем недавно!
Жаль, ни один из артефактов дознавателей не показывал, какие чары наложены.
– Внутри никого, – доложил Линард, возвращаясь. – Собирались в спешке.
– Хозяин понял, что запахло жареным, и по его следам идут дознаватели?
– Возможно. Что у тебя?
– Мелочь. Но косточки могут быть фалангами, взял одну. Ещё след запрещёнки наружу. Проверим?
– Давай сначала закончим с Нэлл. Тут должно быть что-то вроде книги учёта.
– Если хозяин её не забрал.
Она нашлась за конторкой. Такая большая, тяжёлая и старая, неудивительно, что её не взяли. Тем более что внутри