Харон скрипнул зубами.
– Я начну резать Олимпийцев, которые подойдут ко мне на следующем гребаном балу.
Мужчины засмеялись еще громче.
Я съехала ниже на стуле в надежде, что о моем существовании забудут.
– Алекс, мы продолжим наш разговор завтра, – сказал Патро.
Почему он заговорил со мной после того, как они посмеялись о том, что будут резать Олимпийцев? Почему он смотрел на меня? ПЕРЕСТАНЬ СМОТРЕТЬ. НЕ РАЗГОВАРИВАЙ СО МНОЙ.
Конечно, он продолжил:
– Тебе стоит поспать, раз уж ты перестала драматизировать и поела, – сказал Патро. – А еще тебе стоит нормально помыться: от тебя воняет.
Я его придушу.
Я смотрела в стол. Кожа ныла под их внимательными взглядами. Наконец, спустя миллиард лет, все трое вышли из кухни.
Я облегченно вздохнула и откинула голову на спинку стула.
Харон снова появился в дверях.
Я замерла.
Он подошел ко мне.
Льдисто-голубые глаза сверкали яростью.
– Если ты посмеешь причинить себе вред, – тихо прорычал он, высокие скулы блестели, как лезвия бритвы, – я верну тебя к жизни и буду мучить целую вечность.
У меня перехватило дыхание.
Длинные пальцы обхватили мне горло, словно Харон решил продемонстрировать, как именно.
Он провел большим пальцем по пульсирующей вене.
К горлу подступила тошнота, низ живота сжался, и закружилась голова.
Белки его глаз стали алыми.
Ощущения в животе усилились в четыре раза, и я задыхалась, переполненная незнакомыми чувствами. Что-то чуждое и навязчивое бурлило в глубине моего нутра.
Неужели он собирается воспользоваться даром и убить меня, как Кристоса?
Я ждала боли.
Харон отдернул руку и сделал шаг назад, глаза вернулись в нормальное состояние.
Я настороженно наблюдала за ним, пот струйками стекал по лицу.
– Жизни Хтоников важны, – сурово прошептал он, все еще нависая надо мной. – Ты переживешь Горнило и сделаешь Патро и Ахиллеса генералами. Если ты попытаешься хоть как-то отклониться от этого плана, я причиню тебе боль. Просто забавы ради.
Я побледнела.
Длинные ресницы дрогнули над темными тенями, обрамляющими его пронзительные глаза.
– Обещаю, ты никогда не оправишься, – хрипло продолжал он, медленно отстраняясь. – Будем только я и ты – навеки.
Подождите, о чем он вообще?
– Не волнуйся, в будущем мы вдвоем будем очень весело проводить время, – загадочно сказал он.
Я не на шутку встревожилась.
Он хищно улыбнулся.
– Но если ты позволишь причинить себе боль, то станешь моим смертельным врагом.
Я судорожно вдохнула.
– Ты знаешь, что я делаю со своими врагами? – спросил он, голос был грубым и угрожающим. – Ты слышала слухи?
Он оскалился.
– Скажи, ты хочешь узнать?
– Э-э-э, н-нет, – дрожащим голосом ответила я.
– Я знаю, что ты сделала с Кристосом. – Он ухмыльнулся. – Я знаю, что ты его убила.
Я побледнела и судорожно замотала головой:
– Нет. Нет. Я пыталась спасти его и…
– Хватит врать, мать твою! – Харон хлопнул рукой по столу. – Не смей играть со мной, – мрачно предупредил он, как будто был уверен, что я вру. – Я загоню тебя в угол. Ты даже не заметишь.
Почему он сказал, что я убила Кристоса? Мы оба знаем, что это сделал он. Может он неправильно меня понял из-за того, что я была рядом с Кристосом, когда он метался в воде? Но как можно было подумать, что я его убиваю?
Слова Харона говорили одно, а его порочный тон – совсем другое.
Мне не хватало контекста.
Я открыла рот, чтобы ответить – молить о пощаде и быстрой смерти, – но он уже скрылся в коридоре.
Ну… это уже слишком.
Моя голова качнулась вперед, и я ударилась о стол.
Харон угрожал совсем не так, как Патро. Его угрозы звучали бесконечно страшнее.
Я уже чувствовала, как он сжимает мое горло пальцами, выдавливая жизнь, и улыбается.
Какое-то время я собиралась с силами, чтобы пошевелиться. До спальни я доползла в полубреду.
Словно в тумане я выпуталась из дурацкой тоги и пошатываясь поплелась в душ. Кожу обожгло горячими потоками, но я выкручивала кран дальше. Еще и еще, ненавидя себя за божественное наслаждение, которое дарила вода.
Усевшись на плитку, я зарыдала от отчаяния под обжигающими струями.
В левом ухе зазвенело.
Голова болела, зрение затуманилось, а горло саднило от нахлынувшего горя.
Мне не нужен был смертельный враг.
Я просто хотела слушать музыку восемнадцатого века и решать непонятные математические уравнения. Может быть, лежать летом в цветочных полях и купаться в теплом озере. Выйти замуж за Карла Гаусса и родить ему детей в загробном мире.
Неужели я прошу слишком многого?
После пытки горячей водой, я, как раненый зверь, выползла из душа на четвереньках и голой взобралась на кровать. Я накрылась плотным покрывалом с головой и погрузилась в темноту.
Сны пришли быстро.
Дьявол стоял у меня в ногах и смотрел светящимися багровыми глазами. Он обхватил меня за лодыжку и превратился в двух скелетоподобных монстров, которые что-то мрачно шептали. Любопытство смешалось с манией. Дьявол хотел знать обо мне больше.
– Почему ты лжешь о том, кем являешься на самом деле? – спросил он.
Я закричала и вскочила на постели, прижимая руку к груди.
Здравомыслие покидало меня.
За окном насмешливо сверкало живописное Ионическое море, звуки природы умиротворяюще ласкали слух.
К счастью, я была совершенно одна.
Мои наставники не появились даже несколько часов спустя, но я слышала, как Патро весь день разговаривал с Хароном (дьяволом) в какой-то из комнат.
Я была благодарна за возможность в одиночестве поразмышлять о своей неминуемой гибели и час за часом ела небольшими порциями, плавала в спокойном море и болтала с Никс.
Каждые несколько часов я принимала обжигающий душ и терла кожу с мылом.
Иногда я плакала, иногда смеялась, а однажды (три раза) я подняла волосы на манер парика восемнадцатого века, чтобы быть похожей на отца-основателя и притворилась, что произношу революционную речь – но каждый раз моя речь была слишком хороша (городской шериф застрелил меня за мятеж, и я драматически корчилась на полу (умирала), пока мои товарищи-бунтари в ужасе наблюдали за происходящим).
Днем меня мучило по-женски навязчивое желание возглавить вымышленный бунт.
Ночью на меня снова накатили кошмары.
Снова багровые глаза смотрели на меня с жестокостью. Мужчина собственнически касался моей ноги, и я ощущала непривычные для себя эмоции: непреодолимое желание смотреть, очарование, нездоровую одержимость.
Когда я проснулась на следующее утро, цикл повторился.
Я осторожно поела; крайне безголосо спела депрессивную песню, которую придумала на ходу; лежала на волнах лицом вниз и полусерьезно попытался утонуть; подробно рассказала Никс сюжет моего любимого фанфика про Эмми и Карла (да, они шептали друг другу