Впервые в жизни мне не было одиноко.
Я не смогла разобрать, что еще сказала Мать, но тон ее был мрачным.
Нашей единственной проблемой были приемные родители. Что-то было не так.
В местном банке продовольствия еды было меньше обычного. Половину талонов на питание было невозможно обналичить, потому что зимой не было ни мяса, ни молока.
Мы все голодали.
Сильнее обычного.
Из-за холодов все меньше людей выходило из трейлеров, чтобы купить «особый напиток» приемных родителей.
Мама говорила тихо, и приходилось напрягаться, чтобы разобрать хоть что-то.
– Нам нужно избавиться от Чарли, – шептала она. – Никто не узнает.
Отец пробурчал что-то в знак согласия.
Меня охватил страх.
Нет.
Они не могут.
Но они могли.
Думаю, они решились только сейчас из-за гололеда: по дорогам невозможно было ездить, поэтому мы уже несколько недель не ходили в школу.
Несколько добрых учителей отдавали нам свои объедки, помогая выжить, поэтому чем дольше продолжалась метель, тем отчаяннее становилось наше положение.
Здесь, в сельской местности северной Монтаны, посреди зимы можно было сделать что угодно с кем угодно, и никто не узнает об этом до весны.
Я осторожно потрясла Чарли за плечо.
Ярко-желтые глаза посмотрели на меня с замешательством. Он дрожал от холода. Каждый выдох словно повисал в морозном воздухе белым облачком. Чарли был настолько бледным, что кожа казалась прозрачной.
– Спрячься в ванной, быстрее, – одними губами проговорила я. – И запри дверь изнутри.
Мое напряжение передалось Чарли, и его глаза расширились от ужаса.
– Не выходи из ванной, что бы ни услышал, – быстро прошептала я. – Если все станет… серьезно, если не останется другого выхода, то хватай телефон и вызывай службу спасения. Набирай 777.
Телефон висел на стене ванной в стеклянном ящике с надписью «Только для экстренных случаев». Все обязаны были иметь такой у себя дома на случай нападения Титанов.
Мама установила наш в ванной, потому что, по ее словам, она не хотела «весь день смотреть на эту уродливую хреновину».
То же самое она говорила и обо мне.
У Чарли перехватило дыхание, когда он понял, что я сказала.
Телефонная линия соединяла с местными службами быстрого реагирования, но они выезжали только для того, чтобы разобраться с последствиями. Титаны были единственной угрозой, требующей немедленного вмешательства; во всем остальном каждый мог полагаться исключительно на себя.
В конце концов, Спартанцев-Хтоников было всего десять, охотиться из них могли лишь пятеро и на каждого приходились десятки чудовищных Титанов.
Людей в Ассамблее смерти явно не хватало.
Со времен Великой войны родилось всего пять детей-Хтоников. Их знал каждый.
Август, Харон, Патро, Ахиллес и Елена.
Формально был еще один ребенок – Медуза, но ее увезли в подземный мир, по сути являвший собой спартанскую тюрьму строгого режима.
Бок о бок с лидерами Хтоников сражалась горстка существ, но дети у них рождались редко.
Кроме того, новые Хтоники вступали в Ассамблею только по достижении ими двадцати лет бессмертия, а значит, только один наследник из пятерки – полнокровный Хтоник мужского пола – был достаточно взрослым, чтобы примкнуть к сражению.
Август, наследник Дома Ареса.
Двадцатитрехлетний сын Ареса и Афродиты.
Следующим на очереди будет Харон, восемнадцатилетний сын Артемиды и Эребуса.
Сводная сестра Августа, Елена, была восьмилетней наследницей Дома Афродиты.
Больше о них ничего не знали, потому что наследники и наследницы вели затворнический образ жизни.
Они были современной спартанской элитой, важностью и могуществом превосходя даже самые смелые мечтания любого человеческого правителя.
Последними из Хтонических детей были два редких получеловека, которых звали мутами: Патро и Ахиллес.
Патро из Дома Афродиты было тринадцать лет, а Ахиллесу из Дома Ареса – четырнадцать.
Они олицетворяли будущее Ассамблеи смерти, но пока они не достигнут совершеннолетия, монстров для борьбы с Титанами будет недостаточно.
Человечество все еще находилось в серьезной опасности.
Федерация поддерживала лишь столпы цивилизации, оставляя остальной мир на произвол судьбы.
Остальной мир, меня и Чарли.
Мы были на дне.
– Иди сейчас же, – прошептала я Чарли, а затем наклонилась к нему и крепко обняла. – Все будет хорошо.
Мы обнимали друг друга, но обоих трясло от страха.
Когда я отстранилась, Чарли кивнул и молча уполз в ванную, располагавшуюся недалеко от нашей коробки.
Эмми и Карл боролись за право стать математиками-первооткрывателями. Эмми сражалась со злом и никогда не сдавалась.
Будь, как она, Алексис.
Мне хотелось притвориться, что я не слышала слов Матери.
Я не смогу.
Их было двое, а я одна. И пусть для своего возраста я была довольно высокой, они все равно были на порядок выше.
А вот и сможешь.
Я нервно втянула воздух и встала.
Запястья подрагивали от фантомной боли, и я теребила резинки для волос, скрывавшие старые шрамы.
Если пойду против приемных родителей, придется смириться с последствиями – в аду всегда так.
Тебе нужен план.
Я медленно зашла на кухню и встала, расставив ноги. Взрослые не заметили меня: были слишком увлечены своими напитками.
У меня не было плана.
Лишь с десяток попыток спустя я нашла в себе мужество наконец заговорить.
– Н-не троньте Ч-Чарли. П-потому что я вам не п-позволю, – сказала я. – Я расскажу в-всем, что вы х-хотели сделать, и в-вас навсегда посадят за р-решетку.
Как я ни старалась, у меня не получалось перебороть заикание в разговоре с ними. Только с Чарли и Никс я могла говорить нормально.
Словно в замедленной съемке, они повернулись ко мне.
Их глаза были широко раскрыты, расфокусированы. Зрачки расширены. Губы были мокрыми от выпитого. Темные тени пролегли в складках их истощенных морщинистых лиц.
– Какого хрена ты там лопочешь, девчонка? – медленно спросил Отец.
Мать улыбнулась, сверкнув гниющими деснами и тремя зубами. Она бросила пустой стакан, и он со звоном разбился о потрескавшийся кафельный пол.
Я подпрыгнула, едва сдерживая крик.
– Может, мы просто убьем вас обоих? – Мать рассмеялась. – Нам нечего терять: мы тут на фиг с голоду умираем.
Пот струился по моему лицу и замерзал на морозном воздухе. Каждой клеточкой тела я желала повернуться и убежать.
Но я не отступала, судорожно оглядываясь в поисках оружия. Потом схватила с прилавка разбитый металлический тостер и швырнула в них.
Тостер попал в Отца. Он застонал и попятился назад.
Наступило потрясенное молчание.
Плохой план.
Он отбросил тостер в сторону.
– Как… как… ты, сучка, посмела? – взвилась Мать. Затем они набросились на меня с криками и кулаками.
Словно издалека я видела, как осколки стекла впивались в мои подошвы, а мать трясла