– Алексис, задержись в классе, – позвал Август, и улыбка сползла с его лица. – Я хотел бы с тобой поговорить.
Я закрыла глаза и проглотила крик разочарования. Тепло библиотеки было так близко.
Отлично, он убьет меня.
– Да, п-профессор, – прошептала я, лицо горело от смущения. Все остальные дебютанты ушли, а я подошла к доске. Почему-то я чувствовала себя вдвойне идиоткой, когда заикалась перед Августом.
Поко заверещал и вскарабкался на его плечо. Толстый серо-черный пуховой шарик. Надеюсь, с Пушистиком-младшим все в порядке.
Я уставилась на енота, ожидая, пока Август заговорит. Я боялась смотреть ему в глаза.
– Посмотри на меня, – приказал Август, и его ровный голос перешел в рычание.
Я вскинула голову.
Бездушные черные глаза угрожающе прищурились, будто прожигая меня насквозь. Шрам на его щеке казался еще более насыщенного агрессивного оттенка.
Я с трудом дышала под его пристальным взглядом.
Воздух наэлектризовался. Я почувствовала запах озона. Достаточно резкий, чтобы обжигать, и достаточно теплый, чтобы слегка опьянять.
Он пах как гроза.
Прошли долгие секунды, пока я ждала, что он скажет, и между нами возникло странное напряжение.
Оно казалось… жестоким.
– Зевс просил о встрече с тобой перед симпозиумом, – наконец произнес он голосом, полным обвинения, словно я действовала у него за спиной.
Наступило молчание, тяжелое и гнетущее.
– Хорошо?
Август глубоко вздохнул.
– Уверен, ты знаешь, что женщинам обычно запрещено посещать симпозиумы.
Почему все считают, что я что-то знаю?
– Однако, – его черные глаза вспыхнули, – Федерация проголосовала за то, чтобы сделать для тебя исключение. Поскольку ты брошенный мут, уже участвующий в Горниле, то они сделали вывод, что у тебя не осталось гордости, которую можно было бы запятнать.
Судя по его усмешке, он не был согласен с их оценкой.
Лично я их понимала. Ни секунды своей жизни я не была благородной.
Август резко покачал головой.
– Но ты не обязана присутствовать, если тебе неуютно. Это действительно не место для такой молодой женщины, как ты. Харон рассказал мне о тебе. Клянусь честью наследника-Хтоника, я не могу этого допустить. Я сообщу Зевсу, чтобы он встретил тебя здесь, в академии, и…
– Нет, я пойду, – сказала я, прервав его непринужденным (очень напряженным) пожатием плеч. Там есть еда. Я точно приду, запишите меня. Я в деле. – Звучит… аппетитно.
Август неестественно замер.
– Что, прости? – мягко переспросил он.
– Я пойду, – повторила я, и пустой желудок громко заурчал. – Все в порядке.
Неужели он меня не услышал?
Он кинулся ко мне, его поза исказилась от ярости, лицо перекосило, руки сжались в кулаки.
Я отшатнулась назад.
Беру свои слова назад. Все было не в порядке.
Профессор Август возвышался надо мной, излучая гнев, словно собирался убить.
Никс спала, а мне как никогда нужна была ее помощь. Я упустила что-то важное в разговоре.
О Боже, он действительно собирается меня убить.
Он приблизился еще на шаг.
Я попятилась назад к доске.
Запах электричества усилился во сто крат, словно в то место, где он стоял, ударила молния.
Поко шипел, улавливая настроение хозяина.
Август резко остановился и скрежетнул зубами, а затем заломил шею вперед-назад, словно готовясь к битве.
От этого движения его длинный хвост колыхнулся, и в свете свечей двухцветные волосы заблестели под короной, словно шелк.
– Симпозиум, – сказал он угрожающе низким голосом, – не место для изнеженной девочки, выросшей в мягкосердечном мире людей. Наш мир… опасен, особенно для такой, как ты. Тебе следует изменить решение, ради твоего же блага. Мой долг – защищать тебя.
Что он имеет в виду, говоря «такая, как я»? Это потому, что все считают меня дочерью Зевса?
Запястья вспыхнули фантомной болью, и я потерла шрамы.
Я снова и снова слышала насмешливое «изнеженная» в голове, и внутри начинал тлеть уголек ярости.
Вы и представить себе не можете, что значит выжить в мире людей.
– Не обижайтесь, профессор, – прошептала я, отвечая на его яростный взгляд. Мне надело, что все мной помыкают. – Но с собой я как-нибудь сама разберусь. Мне не нужна ваша помощь.
Гордость переполняла меня.
Я наконец-то смогла, я смогла огрызнуться.
Август заиграл желваками, на его лбу проступила вена. Он атаковал без предупреждения.
Кровь залила белки его глаз.
Тяжесть обрушилась на мой разум, как таран, и острая боль запульсировала в передней части черепа.
Ощущения усилились, как будто кто-то бил молотком за моими глазами.
Давление ослепляло.
Мир утонул в огне.
Его губы не двигались, но искаженный мужской голос прозвучал внутри черепа. «Ты не хочешь идти на симпозиум». Давление и пламя прорвались сквозь мой разум, уничтожив все мысли. «Ты не пойдешь», – приказал он.
Голос был прав.
Я не хотела идти.
Жгучая боль нарастала, погружая в пучины ада, приказ повторялся по кругу, разрывая мой разум и мою волю.
Так. Нет.
Ужас стремительно разгорелся вновь, и я собрала все свои мысленные силы, чтобы вытолкнуть незваного гостя.
Давление в черепе внезапно исчезло.
Пошатываясь и ничего не видя перед собой, я ударилась спиной о доску и едва удержалась на ногах. Голова разрывалась от боли.
Когда зрение вернулось ко мне, я поняла, что стою, согнувшись пополам и упираясь руками в колени. Тело покрывала испарина.
Трясущимися руками я вытерла влагу под глазами. Пальцы окрасились в красный цвет: я плакала кровью.
Она также текла из носа и ушей.
С ужасом глядя на Августа, я отползала вдоль доски к двери.
Его выражение лица было суровым и неумолимым. Беспощадным. Как будто он ни о чем не жалел. Как будто он хотел сделать это снова. Как будто он хотел причинить мне боль. Сломать меня. Уничтожить меня. Пытать меня.
Я отвела взгляд.
Он пытался взломать мой разум. Он пытался… изменить мои мысли. Он пытался заставить меня не идти.
Его сила оказалась намного хуже, чем я могла себе представить.
Он не читал мысли – он их ломал.
Стуча зубами, я обхватила себя руками и отступила еще на шаг от Хтонического монстра, вторгшегося в мои мысли.
– Я могу идти, профессор? – прошептала я. Я больше никогда не посмотрю ему в глаза.
– Нет, – мягким голосом ответил он.
Боль пульсировала в висках, и мне хотелось кричать от несправедливости. В три шага он пересек комнату и навис надо мной.
В нос ударил запах электричества.
Его горячее дыхание коснулось моего уха, и я заскулила от страха.
– Твои оценки по Утраченной классической истории неприемлемы, – его голос был обманчиво мягким. – Ты анализируешь слишком поверхностно и спорно. У тебя отвратительная грамматика, и ты игнорируешь знаки препинания.
Я сглотнула.
Для меня больше смысла всегда