Поко зашипел.
Я зашипела в ответ.
Август ногтями впился мне в заднюю поверхность бедра. Его пальцы сжимали ноги так сильно, что наверняка останутся синяки. Я завозилась от боли, и Август издал нечленораздельный звук, похожий на хрип.
– Один час, – с напускным спокойствием произнес он. – Пни меня еще раз, и я добавлю еще час к тому часу наказания, который ты уже заслужила.
Я замерла, боясь пошевелить ногами.
– Какое наказание? – спросила я. Он заговорил впервые после симпозиума. – Час чего?
– Я тебя предупреждал, – его ровный голос дрожал от сдерживаемой ярости. – На этот раз ты зашла слишком далеко.
– Подождите, о чем вы меня предупреждали? – Я искренне не понимала, о чем он.
Он не ответил.
Ну конечно, говорить загадками же так весело.
Отлично, этот садист однозначно будет меня пытать.
– Дитя, – прошептала Никс, пытаясь удержаться на моей шее. – Мне кажется, ты действительно нравишься Августу, очень нравишься.
Я покачала головой и глубоко вздохнула.
– Не может быть, – тихо выдохнула я. – Он меня ненавидит.
– Может, – задрожала Никс. – Ты сводишь его с ума, вот он и бесится. Ты в полном дерьме. Все гораздо хуже, чем я думала. Он ненавидит тебя так сильно, что готов замучить… в постели.
Я поперхнулась. С губ сорвался маниакальный смешок, а из глаз потекли слезы отчаяния.
– Карл Гаусс никогда бы не стал так со мной обращаться, – жалобно прошептала я. – Куда делись милые мужчины, которые любят математику и хорошо обращаются с женщинами?
Никс усмехнулась.
– Они вымерли, потому что были жалкими слюнтяями и неудачниками. Ботаники женщинам не нужны.
– А мне нужен, – протестовала я.
– Это ты только так думаешь, – прошипела Никс. – На самом деле тебе нужен настоящий мужчина, готовый убить за тебя.
Я покачала головой.
– Тебе нужно проверить голову. – Из глаз потекли слезы.
– Ну а тебе нужно познать настоящий член.
Я заплакала еще сильнее. Моя подруга оказалась конченной извращенкой. Так не могло больше продолжаться. Мне хотелось умереть.
От усталости все тело превратилось в желе.
Лена подумала, что я сильная; она смотрела на меня с надеждой, словно верила в меня. Но некоторые противники были слишком бессердечны, слишком безжалостны, чтобы продолжать борьбу. Иногда оставался только один выход.
Я закрыла глаза и обмякла.
Иногда оставалось лишь притвориться мертвой и ждать, пока буря стихнет.
Так было легче справляться с болью.
* * *
Какой-то частью своего сознания я понимала, что рядом шепчутся два голоса.
Они наблюдали за мной.
Смотрели.
Преследовали.
Я проснулась, судорожно втягивая воздух. Сердце болезненно колотилось в груди.
Никс что-то пробормотала, но не проснулась.
Я была одна.
По комнате разносилось шлеп, шлеп, шлеп свечного воска и потрескивание огня в камине.
Потерев глаза, я попыталась понять, где я.
Смутно вспомнила, что заснула, когда Август нес меня обратно в академию. Я улыбнулась, вспомнив события симпозиума до того, как он все испортил.
Ты наконец-то узнала, какой у тебя дар. Ты не бессильна. Ты можешь разговаривать с разумными существами.
От облегчения у меня закружилась голова.
Та сирена кричала. Она пострадала из-за тебя.
Мне стало плохо.
Приподнявшись, я окинула взглядом грандиозную библиотеку академии.
Я полулежала, раскинув руки в большом кресле перед очагом, завернутая в вязаный плед. Мягкий материал плотно облегал мои ноги, словно кто-то тщательно меня укрыл.
Осеннее похолодание окончательно выхолодило помещения пещеры, поэтому одеяло было на вес золота.
Меня накрыл Август? Да ни за что. Он меня ненавидит.
Я осмотрела свои бедра и тяжело вздохнула. Конечно, они все были в синяках.
Ну хотя бы кровь из ушей не идет.
Стандарты пали тревожно низко.
Я аккуратно завернулась в свое новое сокровище и, слегка пошатываясь, встала.
Зевнув, я посмотрела на часы на стене: было только три часа ночи. Солнце еще не взошло, поэтому остальные дебютанты еще не вернулись с симпозиума.
У меня было несколько часов наедине с собой.
Вздохнув, я села на свое привычное место за столом и притянула к себе учебник Фагоры, на обложке которого было написано мое имя.
Почему бы не потратить оставшееся время на учебу?
Остальным я бы ни за что не призналась, потому что они вечно жаловались на занятия, но мне действительно нравились сложные уравнения Фагоры.
Было так увлекательно разбираться в сложных схемах решения и находить ответ.
В математике всегда был правильный ответ. И в этом заключалась ее главная прелесть. Каким бы ни был запутанным процесс решения, финальный результат был только один.
Вот бы в жизни все было так же понятно.
После дурацкого Спартанского теста достижений все запуталось.
У меня заныло в затылке, и я застонала, но не стала оглядываться по сторонам.
За мной никто не наблюдает. Я опять надумываю.
Не обращая внимания на ухудшающееся психическое состояние, я открыла учебник, отчаянно желая отвлечься.
Из него выпала карточка.
Зевая, я перевернула ее и прочитала беспорядочно нацарапанные чернилами слова:
Уезжай из Спарты сейчас же,
иначе тебя ждут ужасные последствия.
Если не исчезнешь до январского Бала дебютантов,
то пожалеешь.
Закатив глаза, я спрятала записку под заворот обложки.
Какая банальная угроза.
Как будто писал ребенок, решивший кого-то напугать.
Меня заперли в академии, я умирала от голода и училась до потери сознания. Угроза расправой была наименьшей из моих проблем. Джессика и то была грубее в своих оскорблениях.
Не удивлюсь, если это дело рук Титуса или Алессандра.
У обоих был доступ к моим книгам, да и как-то слишком тихо они себя вели после драки в библиотеке. Правда, я думала, что их месть будет более жестокой.
Усмехнувшись себе под нос, как сумасшедшая (так оно и было), я поплотнее закуталась в одеяло и придвинула стул поближе к столу. Ножка стукнулась обо что-то тяжелое.
Я нагнулась и подняла средних размеров коробку.
Она была обтянута красным бархатом и повязана черным шелковым бантом с золотым узором. На записке аккуратным почерком было написано мое имя.
О-о-о, подарок.
Я получила его впервые в жизни. С Чарли мы о подарках никогда не говорили, потому что они были роскошью, которую мы не могли себе позволить. Голод научил нас расставлять приоритеты.
Может, он от человека, подарившего мне одеяло?
Медленно разворачивая идеальные края, я не могла сдержать улыбку. Может, мне наконец улыбнулась удача?
Мне не помешали бы положительные эмоции после вчерашней драмы (ужаса).
Я медленно сняла тяжелую крышку.
Улыбка погасла.
Секунды превратились в минуты, пока я тупо смотрела на содержимое.
Я застыла.
Не в силах пошевелиться.
На стол упали капли, и я поняла, что плачу.
Чешуя скользнула по горлу,