Я уставилась в ответ.
Парализованная.
Замерзшая.
Едва живая.
Сломай мой разум. Завладей моей волей. Давай, попробуй.
Впервые за все время он первым отвел взгляд.
Я не почувствовала никакого удовлетворения.
Я вообще ничего не чувствовала.
Глава 20
Пианист
Харон. Несколькими часами ранее, во время симпозиума.
Я склонился над пианино и наблюдал за своей добычей.
Алексис сидела за столом в окружении сирен. Она улыбалась и смеялась, беседуя с обнаженными созданиями. Какие еще секреты ты скрываешь, carissima?
Сидящий рядом с ней мужчина-сирена придвинулся ближе, глядя на нее с чистым вожделением.
Я стиснул зубы.
Ошибся нотой.
Бедра напряглись, и мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не встать и не вонзить кинжал ему в горло.
Играй вдолгую, Харон.
Не разрушай все свои тщательно продуманные планы.
Я нажимал на клавиши из слоновой кости и с такой силой надавил на педали, что рояль заскрипел.
К инструменту ■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■ и я с отвращением отпихнул его. Мне было неинтересно играть со слабыми сучками; у меня были своеобразные вкусы.
Приняв решение, я его больше не менял.
Я видел то, чего хотел.
Ад и Гончая лежали у моих ног, раздраженно вздымая шерсть. ■■■■■■■■■■■■■■■■■■ беспрерывно ползли к роялю, пытаясь соблазнить меня.
Я пожалел, что в прошлом вообще тратил на них силы.
Они этого не заслуживали.
Глубоко вздохнув, я сосредоточился на музыке и отсек все остальное.
Пальцы летали по клавишам, и я полностью погрузился в быструю мелодию. Я внимательно обдумывал свои планы и дальнейшие шаги.
Нельзя было допускать ни единой ошибки.
Слишком высока была цена.
По залу прокатился взрыв смеха, и я наклонился вперед, чтобы взглянуть за колонну. Я просто не мог игнорировать притяжения, излучаемого Алексис.
Мои пальцы замерли.
Она стояла на диване, ее кожа блестела, как полированное золото, а разноцветные глаза искрились от смеха.
Засохшая кровь запеклась на ее идеально изогнутых губах, руки были перепачканы грязью, и кудри торчали во все стороны. Она выглядела как растрепанный ангел.
Я впервые встретил человека, так гармонично совмещающего в себе застенчивость и кровожадность.
В штанах стало слишком тесно, и я ослабил ремень, инкрустированный бриллиантами.
Алексис соблазнительно улыбнулась и медленно стянула одну из лямок тоги.
Я погладил себя сквозь штаны.
Я смотрел как зачарованный.
Глубокий гортанный рык Ада вывел меня из транса. Какого черта она делает?
Я встал и пнул банкетку. Люди скулили от боли, но я не обращал на них внимания.
Надо ее остановить. Если сирены увидят ее обнаженную плоть, да поможет мне Кронос, я убью их всех.
Я шел через комнату, отпихнул еще одного Спартанца в сторону.
На полпути к своей жертве я остановился.
Август остановил ее, схватив за шею.
Он душил ее.
■■■■■■
Его темные глаза искрились яростью. Он наклонился к ней и что-то прошептал на ухо, его длинные черно-белые волосы шелковым занавесом повисли между ними. Шрам агрессивной молнией взрезал скулу и нос.
■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■
■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■
■■■■■■■■■■■■■
■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■
■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■
■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■
■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■
■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■
■■■■■■■■■■■■
■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■
■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■
■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■
■■■■■
■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■
■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■
схватил с подноса напиток и осушил в один глоток. Амброзия жгла восхитительным огнем.
Пора было приступать к работе.
Мне нужно было заманить жертву в ловушку.
Глава 21
Атака Титана
Алексис. Поздний ноябрь
Золотые лучи закатного солнца отражались в спокойном Ионическом море у побережья Корфу.
Поздний ноябрьский ветерок легкой прохладой проникал через открытые французские двери, а где-то в доме раздавался веселый мужской смех. Я лежала на своей кровати.
Мне не хотелось смеяться с тех пор, как два месяца назад я получила тот ужасающий подарок.
Не могу поверить, что завтра придется вернуться в тот ад.
Я застонала от досады, потому что время пролетало с пугающей быстротой.
Жизнь стала мучительно монотонной.
По большей части потому, что я вела себя как последняя слабачка и отказывалась от участия в симпозиумах последние два месяца.
Каждую неделю я голодала, страдала от обезвоживания, плакала, пока бежала по обледеневшей тропе; страдала без душа, потому что чувствовала себя грязной, и училась до смерти.
Возможно, Горнило хуже, чем средняя школа. Возможно.
У Джессики и Тим-Тома был свой особый стиль издевательств.
Я агрессивно запихнула в рот виноградину. Растянувшись на кровати, я строила графики по гипотезе Римана.
По радио играла классическая музыка, я откинулась на подушку.
Все выходные я пыталась расслабиться, но все время возвращалась к тревожащим меня мыслям.
Час бега? Час отжиманий? Часовой тест?
Непонятная угроза Августа все еще преследовала меня несколько недель спустя.
Я все еще не понимала, что он подразумевал под своим наказанием, потому что за последние два месяца профессор не дал ни малейшего намека на то, что он имел в виду, пока нес меня на плече, как последний варвар.
Я потирала шею и бедро, на которых остались синяки.
Странное ощущение, похожее на тошноту, появилось внизу живота, и я глубоко вдохнула через нос, ожидая, пока оно пройдет.
Запорхали темные бабочки.
Все в этом мужчине сбивало меня с толку.
Он с отвращением морщился каждый раз, когда мое имя оказывалось первым по результатам теста, и сверлил меня ядовитым взором. Умей он убивать взглядом, я бы уже лежала в гробу.
Разве профессор не должен симпатизировать лучшему студенту?
Я с отчаянием осознавала, в чем заключалась истина моего существования: я не нравилась людям.
Во мне было что-то не так.
Я была неполноценной.
Шторы трепетали от порывов ветра, тени удлинялись с заходом солнца, и я накинула капюшон толстовки для эмоциональной поддержки.
На талии храпела и ворочалась Никс.
Несколько недель назад кто-то оставил черную толстовку на стуле в моей комнате, сразу после инцидента с коробкой, и поскольку материал был до смешного мягким (никогда я еще не трогала и не носила настолько приятную вещь), она стала моей.
Особенно мне понравился рисунок – череп, показывающий миру средний палец.
В …опу этот …опный мир. Жизнь – та еще с… обака.
Я вступила в эпоху эмо.
Нет, я не хотела говорить об этом – в этом и был смысл, – но чтобы доказать свою приверженность новому стилю жизни, я пробовала браниться в уме.
Я добилась некоторого (никакого) прогресса.
Было трудно переступить через себя, потому что брань годами ассоциировалась