На другом конце просторной комнаты зазвенели цепи, и второй мужчина застонал от боли.
Мы оба проигнорировали шум.
– Хорошая работа. – Я стоял рядом с Августом и любовался его убийством. – Я разбросаю останки доктора, чтобы он не смог регенерировать.
– Нет! – крикнул Август.
Я повернулся к нему в замешательстве.
– Пусть… останется еще на какое-то время, – сказал он резким голосом. – Он не заслужил быстрой смерти. Хочу, чтобы он страдал, – голос вибрировал от напряжения.
Я прищурился.
– Что доктор тебе… сказал?
– Он раздел ее специально. Хотел посмотреть на ее грудь. – Август с отвращением сплюнул на каменный пол. – Он сказал, что в Спарте слишком мало женщин, поэтому он хотел просто посмотреть, мать его. Представь, что бы он сделал, не будь нас в комнате.
В голове стало пусто.
Зазвенели цепи.
Я бездумно схватил пистолет левой рукой и прицелился в дальний угол. Я стрелял, пока второй Олимпиец не затих.
Легче не стало.
Пистолет дымился в моей руке, а ярость пожирала заживо.
– На горе, – выпалил я, желая побыстрее рассказать об ужасном открытии, – я в какой-то момент накричал на Алексис, и она… закрылась. Прямо как я в прошлом.
Август неестественно замер.
Мне не хватало воздуха – искаженные воспоминания душили меня, а изувеченная нога пульсировала болью.
– Ее уже ранили, – прошептал я, раскрыл ворот правой рукой и принялся одну за другой рвать пуговицы. – Сильно. Чертовски сильно.
Бриллианты рассыпались по темнице.
– Я не знаю… Наш план… – Я махал пистолетом в воздухе, жадно хватая ртом воздух. – Если ей уже делали больно, то, может, нам стоит…
– Нет, мы будем следовать плану, – резко перебил меня Август. – Это еще одна причина для нас действовать быстро. Она нуждается в нашей защите, и мы ее защитим, черт подери.
Я выпрямился и глубоко вдохнул.
Цепи заскрежетали по полу в углу, и раздался протяжный болезненный стон.
– Мы защитим ее, – повторил я, и напряжение в груди наконец спало.
Мне было больно от одной только мысли, что мы откажемся от нашей затеи.
Мы пристально посмотрели друг на друга и кивнули.
Между нами промелькнули невысказанные обещания.
Власть – опасная игра, но и мы были опасными мужчинами. Мы точно знали, как получить задуманное.
И мы знали цену: Fortuna audaces juvat.
Смелым судьба помогает.
Зазвенели цепи. Не отводя взгляда от Августа, я направил пистолет в угол и стрелял, пока пленник наконец не заткнулся.
– Мы обязаны осуществить наш план, – сказал Август мягким, словно шелк, тоном. – Спарта на кону.
– Во имя Спарты, – медленно произнес я, и во взгляде Августа вспыхнуло греховное удовлетворение.
Мы так и не озвучили истинную причину.
Она повисла между нами, медленная и ядовитая, как черный паслён.
Глава 24
Страдания
Алексис. Начало декабря
Мы ждали начала следующего занятия, и я отчаянно моргала, пытаясь не заснуть.
Безрезультатно.
Температура в начале декабря была отдельным видом экзекуции. Прошла еще одна неделя Горнила (ада на земле), я голодала и хотела спать.
Я успела свыкнуться с новым стандартом своей жизни.
Мы вшестером молча сидели в состоянии кататонического ступора. Каждый наш вздох вырывался облачками пара. Все вокруг было как в тумане: стук зубов и адское страдание. Холод грыз мои промерзшие кости.
Лео был мертв уже несколько недель.
Я держала его за руку в момент смерти, и его пальцы судорожно сжали мою ладонь.
Ресницы покрылись инеем, белой пеленой закрывая обзор.
Никс тяжелой ледяной глыбой обвилась вокруг моей талии. Она перебралась с шеи к туловищу, потому что, по ее словам, под свободно свисающими слоями тоги было теплее. Она не двигалась, пребывая в состоянии глубокого анабиоза.
Я раскачивалась взад-вперед, скучая по летней жаре, и фантазировала о еде.
Горнило официально хуже школы.
Я была готова продать обе почки на черном рынке за возможность обнять Чарли и послушать, как Джессика жалуется, что от меня пахнет.
За столом у доски сидел генерал Клеандр в тяжелом черном плаще. Под глазами у него пролегли темные круги, и он постоянно хмурился. Его ястреб хохлился, сидя в меховом капюшоне.
После инцидента с Титаном все были на взводе.
Голоса зашептались, и я повернула голову вправо (едва сдвинулась на пару сантиметров). Краем глаза я заметила нечеткий образ скелетоподобного чудища, оскалившего острые, как ножи, клыки.
Ужаснувшись, я широко раскрытыми глазами уставилась… в пустое пространство.
Там ничего не было.
Только обледеневшие камни и Титус, который пытался четвертовать меня силой мысли. После жестокой кончины Лео он снова начал издеваться надо мной. Видимо, смерть друга вдохновляла его издеваться над другими.
О, занимательный (ужасающий) мужской разум.
– Какого хрена ты смотришь? – Титус усмехнулся бледно-голубыми губами.
Я медленно моргнула.
– П-пустая трата кислорода.
Неужели я действительно произнесла это вслух? Святое дерьмо. Я восхитительна. Как было бы замечательно, если бы Карл Гаусс смог увидеть мой момент триумфа.
Титус наклонился ко мне. Видела я его размыто, зато чувствовала исходящее раздражение.
– Скажи это еще раз, сучка. Давай, мать твою. Посмотрим, что будет.
– Ты – пустая трата, – медленно произнесла я, – кисло…
Дверь открылась и с грохотом впечаталась в стену.
– Алексис, – рявкнул Август. – Повернись, мать твою, и перестань флиртовать с Титусом, иначе все побегут. Снова.
Титус с щелчком захлопнул рот, а остальные ученики заскулили.
Давясь криком отчаяния, я через силу повернула свою закостеневшую шею вперед.
Я заигрываю только с инфарктом миокарда.
Август стоял перед тускло освещенным классом в одной лишь тоге. Его загорелые непристойно мускулистые руки были выставлены напоказ (не то чтобы я обратила внимание), и он снова смотрел на меня.
Очевидно, он объявил вендетту моей спокойной жизни.
Людям нужно сосредоточиться на самих себе. Слышал когда-нибудь о самосовершенствовании?
Я потерла резинки для волос на запястьях и отвела взгляд. Затылок чесался, словно он продолжал сверлить меня взглядом.
– Телепортация, клятвы и узы строятся на ощущении дома, – рассказывал Август на латыни. – Главное – сосредоточиться на чувстве безопасности и желании защитить. Большинство Спартанцев представляют себе человека. А теперь закройте глаза и сосредоточьтесь.
К счастью, мои глаза уже были закрыты (я впадала в кому).
В голове тут же появился образ Чарли.
Тоска скрутила грудь. Душу будто рвали на части, поэтому я прогнала от себя его образ. Думать о Чарли было слишком больно.
У меня не было дома, больше не было.
– Откройте глаза. Что вы видите? – спросил Август.
Никто не ответил.
– Алексис, –