Терос извернулся и повалил меня на песок. Широко раскрытые серые глаза были полны безумия. Он сел сверху.
Руки сжали шею: он душил меня.
Я ударила его кулаками в лицо, и осколки костей вспороли ему кожу.
– Жалкий трус! – прокричала я.
Кровь хлынула вниз.
Он сильнее сжал мою шею.
Задыхаясь, я заставила себя улыбнуться.
– Теперь все… знают… – я задыхалась. – Какое ты… чудовище. – Я хрипло и злорадно рассмеялась.
Раздув ноздри от ярости, он зарычал и занес кулак.
Боль взорвалась в моей груди, но Терос застыл на месте. Он сидел с занесенным кулаком, словно собирался ударить, но не двигался с места.
Острая боль пронзила мою грудь. Но я не понимала ее источника.
Полыхающая агония.
С трудом дыша, я схватилась за грудь.
Неужели у меня сердечный приступ?
Терос начал кричать.
Его глаза закатились, с губ капала пена, он бился в конвульсиях.
Агония в груди нарастала.
Терос закричал громче. Отчаянно и страшно.
Словно в замедленной съемке он повалился спиной на песок. Его щит рассыпался, и внешний мир снова обрел четкость.
Десятки Спартанцев собрались возле нас, окружая. Они пристально смотрели на меня сверху вниз.
Олимпийцы шагнули вперед, но две фигуры отбросили их назад.
– Не подходи к ней! – крикнул кто-то. Завязалась потасовка, и, рыча от боли, Спартанцы принялись защищаться от нападавших.
Терос взвыл громче, падая на землю.
– Алексис! – Патро опустился передо мной на колени, загораживая собой суматоху. – Остановись, отпусти его! – кричал он мне.
Ахиллес стоял рядом с ним с яростным выражением лица.
О чем он говорит?
Терос издал пронзительный крик.
– Постарайся дышать медленнее, – сказал Патро, верно распознав застывшее на моем лице замешательство. – Представь, что боль в груди рассеивается. Просто сосредоточься на каждом вдохе. – Он глубоко вдохнул, призывая меня следовать его примеру.
Я повторила за ним.
Постепенно колющая боль в груди стихла.
Ужасное давление ослабло.
Терос затих. Он слабо застонал и медленно сел на песке, дрожа всем телом.
– Отличная работа, у тебя получается, – сказал Патро, поглаживая меня по спине. – Вот так, умница. Я так горжусь тобой.
Я прижалась к нему.
– Она… Она… Она испо… – заикаясь, проговорил Терос, отползая от меня. Пена все еще капала у него изо рта.
Я уставилась на него и оскалилась.
Он вскрикнул.
– Не беспокойся о нем, он не имеет значения, – успокаивающе сказал Патро. – Сосредоточься на моем голосе и делай глубокие вдохи, пока боль в груди полностью не исчезнет. Вот так. У тебя получается. В отличие от Олимпийцев, наша сила в сердце.
Какая сила?
Я рвано кивнула и продолжала медленно дышать, прислонившись к нему, хотя ничего не понимала.
– Она… Она… Она, – кричал Терос между приступами кашля, указывая на меня. – Ее глаза были налиты кровью, она одна из них, она пыталась меня убить, арестуйте ее, она чудовище, она…
– ТИШИНА! – от грозного голоса по телу пробежали мурашки.
Над Колизеем повисла гробовая тишина, и люди вокруг нас перестали сражаться.
Можно было услышать, как падает булавка.
– Что… это значит? – Аид тщательно выговаривал каждое слово, медленно шагая по песку к нам. Вокруг его ног клубился черный туман.
Никто не двигался.
Никто не дышал.
В полуночно-черных глазах мелькнуло предостережение.
– Советую объяснить мне прямо сейчас, что я только что увидел.
Патро сглотнул и встал передо мной. Его тело заслонило меня от взгляда Аида.
– Наша подопечная, Алексис Хёрт, – громко заявил Патро, голос его звучал уверенно, – исчезла вчера вечером во время хаоса на Балу Дебютантов вместе с моей сестрой, Еленой Афродитой… Они обе прибыли сюда сегодня утром.
Терос задохнулся от удивления, услышав фамилию Елены, а затем заскулил от боли. Все зашептались.
Хорошо, надеюсь, он осознает, что его дни сочтены. Они заставят его заплатить за причиненную ей боль.
Патро продолжил:
– Моя сестра в шоке и пытается прийти в себя, но, судя по тому, что она мне рассказала, этот человек напал на них, – он указал на Тероса, из глаз которого текла кровь. – Алексис пожертвовала собой, чтобы спасти мою сестру, а затем телепортировала себя и сестру в безопасное место.
Шепот усилился.
Патро прочистил горло и глубоко вздохнул.
– Мы увидели, как Алексис дала отпор Спартанцу, напавшему на мою сестру. И во время стычки ее глаза налились кровью. Она активировала Хтонические силы, о которых даже не подозревала, и, судя по тому, что я увидел… Я считаю, что ее кровь и является источником ее силы. Она может причинять другим боль с ее помощью.
Что?
Патро посмотрел на меня с умоляющим выражением лица, словно надеялся, что я пойму нечто недосказанное.
Шепотки перешли в крики.
Зевс отшатнулся, словно от удара, вокруг него бешено заискрилось электричество.
– Она могущественная Хтоническая наследница, и она спасла Елену! – гордо воскликнул Патро и поднял кулак в воздух. – Она – герой! – Ахиллес встал рядом с ним в ту же позу.
Крики перешли в рев, и вся Спарта забурлила.
Терос застонал.
В левом ухе резко зазвенело.
Я уставилась на свои изуродованные руки: осколки костей виднелись сквозь разодранную кожу. Все кружилось.
Я резко вдохнула.
Боже мой.
Нет.
Пожалуйста, нет.
Осознание обрушилось на меня, словно град ударов. Я поняла, что Патро имел в виду, говоря о силе в сердце. Вот почему я чувствовала давление в груди, когда связала себя клятвой с Пушистиком-младшим, хотя все остальные дебютанты говорили о пульсации в голове.
Патро говорил, что Олимпийцы ощущают свою силу иначе, чем он и Ахиллес.
Я была похожа на них.
Я была Хтоником.
Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.
Боже, помоги мне.
Лишь четыре раза в моей жизни я чувствовала ту же ослепительную боль, что и сегодня.
Первый.
Приемная Мать умерла после того, как я расцарапала ей лицо окровавленными ногтями. Она кричала что-то о красноглазом дьяволе, глядя прямо на меня.
Второй.
Парни умоляли и бились в конвульсиях во время Бойни, пена стекала с их губ после того, как я расцарапала их окровавленными пальцами. Они с ужасом смотрели на меня. Красное свечение отражалось в тумане.
Третий.
Кристос плескался в воде с пеной у рта. Он кричал и пытался отплыть от меня подальше, лишь раз подержавшись за мою руку.
Четвертый.
Сирена вздрогнула, порезавшись о нож, измазанный в моей крови. Вскоре после этого она умерла.
Каждый раз я чувствовала мучительную боль в груди, словно у меня начинался сердечный приступ.
Но это была не паника.
Я убивала их.
Вот только тогда рядом со мной не оказалось никого, кто смог бы успокоить меня и