– Штаны надень! – рявкнула Федора.
Справившись кое-как с одеждой, сбросив порванный сюртук, Гамильтон отодрал от ступени металлическую трубу, удерживающую ковер на месте. Ему, кажется, вздумалось пофехтовать. Труба опустилась на голову первого из мертвецов с отвратительным звуком, и хрупкий череп разлетелся на множество осколков. Мертвеца это не остановило.
– Наверх! – взмолилась Элинор, и Федора побежала за ней, подбирая юбку.
Второй этаж. Третий. Четвертый. Лестница казалась бесконечной. Наверное, снова иллюзия. Не может быть в этом здании столько проклятых этажей! Пятый. Мертвецы нагоняли. Они поймают, схватят, приведут к ведьме, и та уже будет решать, что делать.
Тупик.
Уткнувшись в глухую стену, Федора осознала это не сразу. Тупик. Смерть. Грегори ведьма заберет себе, сумеет снова заморочить, выпьет досуха. К тому же он ей, похоже, и вправду нравится как любовник. Это продлит его жизнь хоть ненадолго. А вот обеим женщинам не поздоровится. Федора прижалась к стене и смахнула пот со лба.
– Держитесь за мной! – приказал Гамильтон, выглядевший сейчас в роли защитника весьма комично.
Федора бы рассмеялась, если бы не сбившееся от бега дыхание.
– И почему только спасение не сваливается с неба! – простонала Элинор. Это прозвучало до смешного жалобно. И нелепо.
Спасение никогда не сваливается с неба.
Первый мертвец появился из-за поворота лестницы, и Гамильтон проткнул его трубой насквозь с мерзким чавканьем. И второго. А третьему размозжил череп, что также не помогло. Федора закрыла глаза. Ради чего она приехала в Лондон? Чтобы умереть от рук взбесившейся ведьмы, почти потерявшей любимую игрушку, в компании этой самой глупой игрушки и странной девицы? Вот уж славная кончина!
Элинор все бормотала и бормотала что-то и этим сводила Федору с ума. А потом вдруг схватила за запястье и зашептала:
– За мной!
И все вокруг стало сухим и вместе с тем вязким, словно Федора тонула в муке или в пыли. Противный мелкий налет покрыл всю кожу, паутина налипла на лицо. Федора смахнула ее и открыла глаза.
Коридор был серый. Череда дверей, тоже серых, на полтона светлее. Вычурные – отвратительные, просто гнусные – люстры из рогов, словно в чьем-то охотничьем доме. И череда окон, за которыми странные, покатые, столь же отвратительные прыщеподобные холмы. Сухой и мертвый воздух.
– Где… – выдавил Гамильтон и посмотрел сперва на Федору, пожавшую плечами, а затем на ошарашенную Элинор. – Как ты это сделала?
Элинор качнула головой:
– Понятия не имею. Ни малейшего.
* * *
Место мало изменилось, но в этот раз Элинор чувствовала себя вполне уверенно, даже комфортно. Теперь она была убеждена, что ни странный дом, ни его еще более странные обитатели не причинят ей вреда. Она знала, что в этом месте находится в безопасности.
– Здесь вы были в тот раз, мисс Кармайкл? – уточнил Грегори Гамильтон.
Элинор кивнула. Толкнув ближайшую дверь, она оглядела пустую комнату. Единственным предметом мебели – потому что в жилых помещениях должна ведь быть мебель – оказался столик-консоль под окном. На нем стояла ваза, а в вазе цветы. Хрупкий ветхий букет из веточек лаванды.
– Оберег. – Федора прошла через комнату и коснулась букета. Сразу же запахло лавандой, аромат этот, густой и лиловый, заполнил комнату. – Интересное место. Но мне бы хотелось его покинуть.
– Мне тоже, – согласился Грегори.
Элинор единственная чувствовала себя здесь в безопасности, почти комфортно, точно бы… дома.
Память, возвращающаяся странными обрывками, вновь подкинула удивительно яркую картинку. Расстроенная какими-то словами то ли отца, то ли тетки, то ли соседских детей – детям Элинор никогда не нравилась, – она прибегает в объятия своей другой тетушки. Как же она называет себя? Как-то забавно… вроде бы по-индийски… Шармила! [23] Точно! Имя ненастоящее, от него так и веет выдумкой, но веет и безопасностью. И Элинор садится на пол, преклоняет голову на колени тетушки и позволяет расчесать свои волосы.
– Элинор!
Очнувшись, она посмотрела на хмурую Федору.
– Что?
– Как нам выбраться?
– Я… я не знаю, – честно ответила Элинор, оглядываясь.
Федора скрестила руки на груди. Она была всего на полголовы выше, но выглядела внушительно и смотреть умела строго и хмуро. Вот бы кого в гувернантки!
– Ты затащила нас в это место, Элинор Кармайкл, так будь любезна найти отсюда выход!
– Конечно! Конечно! – Элинор огляделась.
Ни Шармила, ни Нистра показываться не спешили, хотя Элинор кожей ощущала их присутствие. Они были воздухом в комнате, пылью, в воздухе кружащейся, запахом лаванды.
– Как вам удалось уйти в прошлый раз? – спросил Грегори Гамильтон.
– В прошлый раз…
В прошлый раз здесь была тетушка Эмилия, а еще – чудовище. Чудовище сожрало тетушку, а потом, кажется, и саму Элинор, и она вдруг оказалась на грязной улице в Уайтчепеле. В месте, которое отнюдь не хотелось вспоминать не только из-за кровавого убийства. Всплывающие в голове образы: дешевая ночлежка в трущобах, пьяные крикливые соседи, сальные взгляды – все это не давало сосредоточиться. В той гостинице (так, одно название для покосившегося домика в два с половиной этажа с полудюжиной грязных комнат внаем) Элинор когда-то провела всего неделю, не больше, но дни эти врезались в память и сейчас мешали найти выход из положения.
– Я что-нибудь придумаю, – не слишком уверенно и уж точно неубедительно пообещала Элинор, вышла из комнаты и пошла дальше по коридору. Сейчас она хотела бы переговорить с другой тетей или с Нистрой, но дом был совершенно пуст. И вокруг него была пустота, подлинный жуткий вакуум.
Очень скоро ее нагнали Федора и мистер Гамильтон, не слишком довольные своим положением. Элинор хотелось бы напомнить им о разозленной ведьме, она бы так и сделала, если бы только ее спутники хоть слово сказали. Но они молчали. Молчала и Элинор. Коридоры тянулись бесконечно.
Неизвестно, сколько блуждали они по дому. Время здесь было относительно, а все помещения, все коридоры и комнаты походили друг на друга в мельчайших деталях. Странные жуткие картинки на стенах. Предметы мебели и какие-то безделушки, расставленные в причудливом порядке. В них не было ни малейшего практического смысла, и именно это вгоняло в жуть.
А потом они встретили Нистру.
На ней было длинное белое платье, и волосы у нее были светлые, серебристо-белые, точно седые или же припорошенные мукой и пылью. А глаза светились. И в руках она держала огромный нож.
Нистра была убийцей, опасной, жуткой, напрочь лишенной каких-либо человеческих чувств, если не