– Вам нужно отдохнуть, – сказал Дамиан.
– Да, отдохну. Миссис Шарп. Судя по тому, что я видела в клубе «Мариграт»… судя по самому ее членству в этом клубе, Дженет Шарп исключительно сильна. Сильна настолько, что умеет скрываться под личиной простой ведьмы, красивой и самую малость тщеславной.
Дамиан открыл было рот, но Федора остановила его властным жестом.
– Не говорите мне о ее скромности! Это на вас действуют чары. Меньше, чем на вашего брата, и тут я удивлена. Но все равно вы под заклятьем. Рассудите логически: если бы Дженет Шарп не нуждалась в публике и ее любви, во внимании, разве пошла бы она в актрисы? Есть немало других способов заполучить себе жертву.
– Жертву? – глухо отозвался Дамиан. Тряхнул головой. – Что за клуб «Мариграт»?
– Вы о нем не слышали? – Федора окинула Дамиана Гамильтона задумчивым взглядом и сама себе ответила: – Конечно же, нет. Вы в его услугах не нуждаетесь. Этот клуб практикует темную магию и позволяет своим членам поддерживать жизнь и молодость, по слухам, почти бесконечно долго.
– Вероятно, – саркастично отозвался Дамиан, – это место знакомо Катрионе.
– Что ж, тогда я надеюсь, она гостья, а не жертва. Так или иначе Дженет Шарп старше, чем кажется, и очень сильна.
– Но вы сможете снять ее чары? – В голосе Дамиана прозвучала надежда, разрушать которую вовсе не хотелось.
– Я… попытаюсь, – ответила Федора уклончиво.
Попытается, несомненно. И несомненно, провалится, потому что силы несоизмеримы. Она и не надеялась никогда обрести такое сокрушающее могущество. Возможно, обычные люди – да даже и необычные, такие, как братья Гамильтоны, – не чувствовали это, а вот Федору сила ведьмы едва не сбила с ног. Только из чистой наглости она решилась схлестнуться с Дженет Шарп. А уж пытаться отыграть чужую добычу… Едва ли она решилась бы на это, не нуждайся она в помощи Гамильтонов.
– Я попробую кое-что, – пообещала Федора.
– Пусть это будет то, что не превратит Грегори из раба Дженет в вашего, – попросил Дамиан, и шуткой это было лишь отчасти.
Федора улыбнулась.
– О, я попытаюсь.
Допив чай, она поставила чашку на столик и поднялась. Дамиан приподнялся в кресле, но вставать не стал, только сказал:
– Доброй ночи, мисс Крушенк.
– Доброй ночи, Дамиан, – кивнула Федора.
В постель Федора легла, не раздеваясь, верная привычке всегда быть готовой. Глупо было надеяться, что Дженет Шарп не разглядела и не запомнила ее. Привлечь внимание такой могущественной ведьмы – несомненная честь, вот только слава будет, скорее всего, посмертной. Федора достала из сумки альбом для рисунков и несколько цветных мелков, нарисовала быстро защитные знаки и прижала альбом в груди, пачкая платье и руки алым и желтым. Увы, это колдовство не всегда срабатывало, куда лучше давались ей предсказания. Но, во всяком случае, это было лучше, чем совсем ничего. В остальном она полагалась на защиту дома. Ей самой потребовалось дозволение, чтобы пересечь порог. Возможно, и Дженет это же колдовство задержит хоть ненадолго. Напоследок она повесила своего рода сигнальный колокольчик, который разбудит, если потребуется, и погрузилась в сон.
Сны Федоры всегда были красочны и зачастую полны кошмаров. То, что виделось ей сейчас, не имело ни облика, ни названия, но было поистине ужасно. Оно надвигалось медленно, ему торопиться было некуда. Однажды оно достигнет Лондона, накроет его своей грандиозной черной тушей, бесформенной, по сути, бесцветной – черный только одно из возможных определений, – и поглотит. Зачем? Вот хороший вопрос. Так всегда делают чудовища.
Потом Федоре приснился мертвый шептун. Он стоял по колено в крови, странно, сладко пахнущей – гнилыми яблоками в карамели, – скрестив руки на груди. На нем был мундир, давно устаревший, пробитый на груди, весь залитый черной с прозеленью кровью. Лицо перепачкано в крови и земле, и только глаза видны ясно. Темные, они тем не менее казались яркими. «Ты плохо исполняешь мое поручение», – сказал шептун. О чем он, Федора не поняла.
А потом ей приснилась Дженет Шарп, нагая, прекрасная, с зияющей раной в груди, с отверстой грудной клеткой, словно бы сошедшая с прозекторского стола. Видно было, что сердца у нее нет, но это и так было ясно.
А потом Федора проснулась, и ей потребовалось минуты полторы, чтобы понять, что разбудил ее сигнальный колокольчик.
До рассвета было еще далеко, но в то же время наступление утра уже ощущалось кожей. Это было то странное пограничное время, когда возможно все. Все колдуны и ведьмы, которые брали на себя невеликий труд обучить Федору хотя бы чему-то, в один голос уверяли: если почувствуешь это, беги или сражайся. Отсидеться в стороне, лишь только наблюдая, нельзя.
Федора зажгла лампу. Желтоватый, слишком яркий для ее сонных глаз свет затопил комнату. Как назло, лампа была электрической, сейчас предпочтительнее был живой огонь. Поднявшись с постели, Федора взяла сумку и принялась рыться в ней в поисках свечи. По счастью, она носила с собой великое множество вещей, что могли пригодиться, а могли так и остаться бесполезным хламом. Травы, амулеты, карандаши, перочинный нож, одна сережка с капелькой бирюзы – вторая давно уже потерялась, сейчас и не вспомнить где. Сыскалась и свеча, скорее огарок, завернутая в промасленную бумагу, и коробок спичек. Федора запалила свечу, пристально разглядывая пламя возле самого фитиля. Алое. Колдовское. А еще пляшут в нем недобрые черные искры.
Сражаться с Дженет Шарп Федора была не готова. Она пока не придумала, как же совладать с ведьмой, как снять заклятье, наложенное колдуньей, не в пример более искусной. В колдовстве, к сожалению, прожитые годы имеют значение. В сравнении с мощью Дженет Федора себя чувствовала песчинкой. Прилив подхватит ее, унесет далеко в море да там и оставит.
Добрые ведьмы не умеют говорить «нет», когда просит само мироздание, а Федора не сомневалась, что не простой случай свел их всех вместе.
Вспомнился мертвый шептун Барнабас Леру. Почему он прислал ее на помощь Гамильтонам? Что ему за дело? Только потому, что он старый друг семьи? Старый и мертвый, и даже у шептунов привязанности должны поколение за поколением истончаться и таять.
И при чем тут Дженет Шарп с вскрытой грудной клеткой и без сердца? Метафора? Образ?
О черной твари, медленно ползущей на город, Федора предпочла не