– Иначе эта Цирцея превратит меня в свинью? – пробормотал Грегори.
– О нет, – рассмеялась Федора. – Цирцея – это я. Иногда превращаю мужчин в свиней, а иногда – даю добрые советы.
– Как спуститься в ад? – спросил Грегори, прислонившись к столбику кровати. Лицо его было бледным, почти совсем бескровным.
– В Аид, – поправила Федора. – В Аид.
– Кажется, я уже готов. – Грегори прикрыл глаза, уронил обе руки на колени.
Безвольные его кисти казались мертвыми рыбами. Это странное сравнение неприятно кольнуло Федору. Протянув руку, она коснулась кожи мужчины. Теперь он был холоден, покрыт испариной, осклиз и дышал тяжело, точно вытащенное на берег морское чудовище. И становился все бледнее.
Поединок наскучил Дженет, и она решила избавиться от игрушки.
– Послушайте, Грегори. – Федора подсела ближе. – Взгляните на меня!
Пришлось ущипнуть мужчину, чтобы он поднял голову и кое-как сфокусировал взгляд.
– Боритесь, если не хотите превратиться в… – Федора не договорила. Грегори видел, чем стали попавшие в сети ведьм, он не нуждался в дополнительных стимулах. Он просто не мог сам сбросить чары. Не каждому такое удается.
– Улиссу помогали боги, – слабо улыбнулся Грегори, точно прочитав ее мысли.
Федора села еще ближе и взяла его лицо в ладони.
– Боритесь. Вы нужны мне. Вы дали обещание помочь. Поэтому боритесь.
Федора поцеловала холодные, влажные, почти мертвые губы, и они едва шевельнулись в ответ.
– Этой силе нужно сопротивляться, – шепнула она. – Можно сопротивляться. Докажите, что вы не ее кукла. Докажите, что вы живой и настоящий.
– Я не знаю как… – пробормотал Грегори Гамильтон.
– Просто – живите. Жажде жизни ничто нельзя противопоставить. Она сильнее всего.
Горячие – горячечные – руки стиснули ее плечи. Грегори закрыл глаза, втянул воздух через плотно стиснутые зубы, а потом медленно, точно каждое движение ему причиняло боль, сел прямо. Федора прикусила губу, чтобы не застонать от боли: хватка у Гамильтона была железной.
– Подумайте, – процедила она, – ради чего вы живете.
– Джеймс, – тихо, но твердо сказал Грегори. – Мой сын.
– Правильно, вы сражаетесь ради него.
– И мой… брат.
Грегори вдруг отстранился и тихо проговорил:
– Отпустило.
Федора также не чувствовала больше присутствия Дженет Шарп, но глупо было надеяться, что они победили могущественную ведьму. Скорее той наскучила схватка и она отступила на время.
– Она ушла… – Грегори провел по губам, стирая проступившую кровь. – Я чувствовал ее еще минуту назад. А теперь она ушла.
Да, Дженет Шарп ушла, а Федора вдруг особенно остро ощутила всю неуместность своего присутствия в этой комнате. Она сидела на постели в разорванном платье и весьма неожиданно чувствовала неловкость, хотя обычно это чувство ей, как ведьме, было чуждо совершенно. Грегори Гамильтон также явно его испытал, потому что отстранился и отвернулся. В предрассветном сумраке Федора увидела румянец, вспыхнувший у него на скулах, и это было даже забавно, учитывая, что всего несколько часов назад он предавался разнузданной страсти с ведьмой.
Федоре, впрочем, тоже было не по себе. Она откатилась к краю постели, поднялась, комкая ворот порванного платья в кулаке, кое-как расправила юбку.
– Разожгите камин, Гамильтон. Пламя…
– Защищает и очищает, – кивнул Грегори. – Я в курсе.
– И не ложитесь больше спать сегодня, – сказала Федора и поспешила выскочить за дверь, пока не случилось еще что-нибудь неправильное.
Беда была в том, что ей отчаянно хотелось снова поцеловать Грегори Гамильтона. Поцеловать и на этот раз получить отклик. Украсть его у другой, у более сильной ведьмы. А опускаться до подобного Федора не могла себе позволить.
* * *
Завтрак Элинор проспала, вместе с ним и ланч, и пробудилась в лучшем случае к вечернему чаю. И разбудил ее прежде всего запах: пахло кексом, булочками с шафраном, сливочным маслом и еще чем-то сладким и пряным.
– Доброго дня, мисс. – Пегги заглянула в комнату, должно быть, уже в сотый раз, улыбнулась и свет зажгла.
Элинор зажмурилась, потерла глаза, пытаясь проснуться окончательно, привыкнуть к яркому электрическому свету. Что-то ей снилось странное, но определенно – приятное.
– Я приготовила для вас платье, мисс. И к завтраку уже накрыто.
– К завтраку? – Элинор бросила взгляд на часы, и если по ним судить, было уже далеко за полдень. – Ты уверена, дорогая Маргарет?
– Первый прием пищи в день так принято называть, – усмехнулась молодая ведьма. – Вам ванну приготовить?
– Только умывание. Холодное. Очень.
Элинор выбралась из постели, потянулась, а потом после кратких раздумий сделала несколько упражнений, которым их учили в школе на занятиях по гимнастике. Тело от них делалось гибким и, по мнению мисс Элскотт, преподавательницы по физкультуре, ум прояснялся. Насчет второго Элинор все еще не была уверена, но, кажется, помогало.
– Мистер Дамиан опять всю ночь провел за книгами, – наябедничала Пегги, берясь за гребень, когда с умыванием и одеванием было покончено. – Пыль поднял столбом, но, кажется, так ничего и не нашел.
– А ты, Пегги, знаешь случаи, когда злые силы вселялись в чужое тело?
– О, сколько угодно, – отозвалась горничная. – И все они до единого вам не подойдут. Ведьма может занять тело, пока человек спит. Но не украсть его совсем. Подчинить себе волю человека можно, но едва ли в него полностью перевоплотиться. А еще говорят, есть тайное слово для этого.
– Мутабор. – Элинор вздохнула. – Где завтрак накрыт?
– В верхней гостиной, мисс. Сегодня дождливо, сыро, а там теплее всего.
Элинор накинула шаль – в коридоре и в самом деле было зябко – и спустилась на этаж вниз.
– Добрый день.
– Добрый день, – бесцветными голосами отозвались сидящие возле стола.
В воздухе висело чувство неловкости, густое и плотное, почти осязаемое, не позволяющее троим людям взглянуть друг на друга. Элинор села рядом с Федорой Крушенк, налила себе чаю и принялась намазывать булочку маслом, стараясь не обращать на всеобщую неловкость внимания. Федора опустила взгляд в тарелку; Грегори Гамильтон – бледный, измотанный, но куда больше похожий на себя прежнего, чем в последние дни, глядел в огонь; Дамиан, держась особняком, просматривал старые пыльные книги.
– Я была не права вчера, – сказала Элинор, глядя на него. – Прости за резкость.
Неловкость не стала меньше, но сотрапезники ее, кажется, оттаяли. Зазвенели столовые приборы, чай и кофе были разлиты по чашкам. Алессандра принесла целую гору пирожков вдобавок к кексам и булочкам, которые и так уже с трудом помещались на небольшом столике.
– Нашлось что-нибудь? – Элинор кивнула на стопку книг.
Дамиан покачал головой.
– Кенло упоминается пару раз в дневниках и черновиках писем, но вскользь. Кажется, для Джошуа Гамильтона это была не слишком приятная тема. Все, что можно из этих заметок