– То, что я сейчас расскажу, не выйдет за пределы этой комнаты и никоим образом не дойдет до ушей Франка.
Он сделал несколько беспокойных, неловких шагов, остановился возле камина, облокотившись на полку, запустил пальцы в волосы, растрепав их. Говорить не спешил, собираясь с мыслями и оттягивая до последнего, хотя и решил, очевидно, что пришла наконец-то пора чем-то поделиться.
– Это было пятнадцать с небольшим лет тому назад. Катриона тогда изыскивала способы сохранить и оживить мое тело, но душу не трогала, и я мог бродить, где мне вздумается. Уже и не помню, как оказался в Лангедоке. Я поселился в старинном монастыре, был там чем-то вроде привидения. Неплохо проводил время: читал книги в библиотеке, наблюдал за людьми. Я был еще очень молод, легкомыслен и глуп. И не сразу понял, что часть монастырской братии занимается делами не совсем богоугодными…
Дамиан умолк, сделал еще один круг по комнате и наконец сел к столу. Пальцы провели по краю блюдца, собирая крупицы просыпанной с булочки сахарной пудры.
– Они сумели поймать меня при помощи знаков и формул, пленить мой дух, хотя я по наивности своей считал себя нематериальным и оттого неуловимым. Сперва они заключили меня в сосуд – у них была огромная алхимическая лаборатория, ей уже, наверное, лет пятьсот к тому времени сравнялось. Затем они привели какого-то деревенского дурачка, слабого разумом и духом. Хотя монастырь был мужской, очень строгого устава, в кружок этих алхимиков-чернокнижников, или уж кем они там себя воображали, входили несколько женщин. Все – ведьмы, все – красавицы. Разумного человека, возможно, остановили бы те вещи, которые они творили. Разумный человек задумался бы, отчего это на него обратила внимание такая красавица. – На этих словах Грегори Гамильтон слегка покраснел, но это лишь к лучшему. Он был до того слишком бледен. – Этот крестьянин был совсем-совсем дурак в медицинском смысле, но телом здоровый, похотливый и с радостью возлег с одной из женщин, хотя постелью им и послужил черный камень. Ему бы задуматься, да нечем. А потом духу моему было приказано занять это в общем-то пустое тело и…
Дамиан потер лоб.
– Можно мне обойтись иносказаниями?
– Мы поняли, – сжалился над братом мистер Гамильтон. Элинор кивнула, хотя, к стыду своему, не против была послушать и дальше. Федора промолчала.
– Им был нужен ребенок. Тогда я не знал, зачем им это, но… Да, собственно, и до сих пор толком не знаю. Уже вернувшись в Лангедок во плоти, я обнаружил, что аббат Роже вычислил чернокнижников в обители и всех их арестовал и запер в подземных кельях, где они должны были отмаливать свои грехи. Убийство, пускай и безбожников, претит добрейшему аббату, и тут я говорю без иронии, мне он симпатичен. Мне удалось поговорить с одним из этих чернокнижников совсем недавно. Он выжил из ума, но в общих чертах смог рассказать то, что они задумали. Им нужен был младенец, зачатый от жизни и смерти одновременно, это они вычитали в какой-то книге. Такой младенец получает доступ к величайшим тайнам вселенной, слышит, как растет трава и шерсть на животных, и чуть ли не движение звезд наблюдает невооруженным глазом. Но все у них пошло не так: мне удалось сбежать, мать умерла родами, такое и с ведьмами случается, а младенца в итоге отдали на воспитание крестьянам, где он оказался замучен почти до смерти людской жестокостью. Возможно, он и слышит, как растет трава, а еще чувствует каждую человеческую эмоцию, и она его режет, точно нож.
– То есть… – Грегори Гамильтон посмотрел на брата. – То есть Франк…
– По сути, мой сын и твой племянник и формально – первенец, защищенный договором с Акором. Возможно, именно поэтому у чернокнижников и того, кто ими манипулировал, ничего не вышло.
– И кто же, по-вашему, Дамиан, ими манипулировал? – уточнила Федора.
– Если верить тому выжившему из ума монаху, к ним лет семнадцать тому назад явился некий человек, маг, родом из Шотландии, кстати, назвался Кинаем или Кеннетом. Он подсказал им, как можно получить подобную силу, но потребовал после свершения ритуала отдать мою душу. Однако что-то его задержало, он не пришел, ведьма умерла родами и так далее. Будь у Франка все способности, которые сулил этот Кинай, и не ограничивай его сверхчуткость восприятия, воспитай его не невежественные крестьяне, а колдуны, и мы бы получили чудовище.
– Что-то стоит за этим… – задумчиво проговорил мистер Гамильтон. – Но пока нам нужно избавиться от Дженет и отыскать Лауру.
– Я думала об этом, – кивнула Элинор. – Я смогу увидеть Кенло, думаю, даже почуять, но что, если днем он скрывается в таких местах, которые человеку недоступны? Тогда нам нужно идти ночью.
– Исключено! – отрезал Дамиан. – Вы, Линор, ночью ни в какие трущобы не пойдете ни одна, ни с мисс Крушенк, ни с пистолетом, ни даже с армией!
Элинор фыркнула.
– Успокойся. – Грегори Гамильтон похлопал брата по плечу. – Я могу пойти с мисс Элинор, это, в конце концов, в облике моей жены чудовище в трущобах убивает женщин. Но не сегодня. Мне нужна пара дней, чтобы прийти в себя.
– А я расспрошу столичных колдунов. – Федора, почти все время молчаливо изучавшая свою тарелку, поднялась. – Вернусь поздно.
Она коротко кивнула и вышла, оставив дверь открытой.
– А я… – Элинор запнулась. – Дамиан, думаю, мне нужно… Нам нужно кое-что обсудить.
Дамиан посмотрел на нее удивленно и кивнул.
Глава двадцать первая
Чувство неловкости, владеющее сегодня Грегори, было так велико, что даже шокирующая в любой другой день правда о происхождении Франка показалась ему чем-то совершенно незначительным. У него есть племянник? Эка невидаль!
Складывалась неловкость, точно шаткая детская башенка из кубиков, из нескольких мало между собой связанных вещей. Он был смущен тем, что произошло ночью, и смущен настолько, что лишний раз опасался глаза поднять на Федору Крушенк, чтобы себя не выдать. Чувство тем более глупое, что, в сущности, ничего не произошло. Да, он держал в своих руках эту женщину. Да, он хотел ее и, пожалуй, взял бы, кабы не был тогда так опустошен и напуган близкой смертью, прошедшей совсем рядом и коснувшейся его краем своего пыльного плаща. Но ведь ничего не было. Да и случись что, Грегори уже не мальчик, чтобы перед кем-то отчитываться.
Не меньше смущен был Грегори и тем, что ведьма заставила его позабыть о цели. Околдованный, он совершенно выкинул из головы не только Лауру – да Господь с ней! –