– Дамиан! – позвала Элинор, стыдясь той паники, что звучит в голосе. – Дамиан!
Глава двадцать четвертая

Элинор зажмурилась на мгновение, открыла вновь глаза, но ничего не изменилось. Она была по-прежнему одна на странном фальшивом лугу, окруженная лишь легкой дымкой. Трава оплетала пальцы и щекотала ладони, и казалась каким-то морским чудовищем с тысячей щупалец. Прикосновение ее было тошнотворным.
Дамиана нигде не было.
– Все с ним в порядке, – проворчала Нистра. Ее цепкие пальцы сжали плечо Элинор. – Поднимайся. Идем.
Элинор послушно встала, подавляя желание брезгливо вытереть руки об одежду. Нистра спокойно пошла вперед, тонкая, призрачно-белая фигурка, на этот раз в летнем девичьем платье с широким поясом голубого шелка, на спине завязанным огромным бантом. Элинор двинулась за ней сперва медленно, еле переставляя ноги. Потом силы вернулись, она быстро нагнала Нистру, вцепилась в худенькие плечи, развернула к себе лицом.
– Где он?!
Вывод, который Нистра сделала, поразил своей нелогичностью:
– Его ты любишь больше, чем меня.
В голосе прорезались плаксивые капризные нотки. Такова была одна из подопечных Элинор, дурочка-дебютантка, за которой приходилось присматривать, хотя нанята она была учить младших сестер.
– Я ни тебя, ни его не люблю, – отрезала Элинор. – Где он? Отвечай!
Сжав плечи еще крепче, Элинор встряхнула девушку.
– Дома он, где же еще! – Нистра раздраженно фыркнула. – Такому, как он, покинуть свое тело и вернуться – раз плюнуть. Акор наш и то хуже справляется. А вот ты…
На губах Нистры появилась неприятная улыбка. Вроде бы радостная, даже счастливая, но нечто невообразимо мерзкое было в том счастье. Элинор поежилась.
– О чем ты?
– Все к лучшему, – решила Нистра. В руках ее откуда-то появился сачок, и она вприпрыжку понеслась за нестерпимо-яркой бабочкой. – Ты снова со мной. Навсегда.
Что-то произошло, поняла наконец Элинор с немалым запозданием. Что-то произошло там, в реальном, материальном мире. Что-то, теперь мешающее ей вернуться в собственное тело. Элинор представила его, неподвижно лежащее на постели, мертвое. А затем еще более отчетливо увидела, как тело это встает, как оно двигается, как оно улыбается, разговаривает, и из глаз, ее собственных глаз, которые Элинор не раз наблюдала в зеркале, смотрит чужой разум.
– Не-Элинор!
– Если тебе охота так ее называть, – кивнула Нистра, на секунду отвлекшись от погони за бабочкой. – Пошли, Шармила, должно быть, уже приготовила чай.
Закинув сачок на плечо, она так же вприпрыжку направилась к возвышающемуся на холме дому, сплошь состоящему из ровных линий. У него были белые стены, голубые окошки и ярко-красная крыша. Из труб вился завитушками дым. Дом был не более настоящим, чем все вокруг. Нужно ведь минимальное усилие, толика опыта, чтобы дом этот стал почти реальным, чтобы облекся плотью, исчезла пыль, чтобы он заполнился необходимыми вещами и милыми сердцу букетами цветов, фотокарточками и акварелями, на которых нарисован давно уже отгоревший закат, залитые солнцем цветы, запруда с ненюфарами…
Элинор тряхнула головой, отгоняя наваждение. Это место хочет затянуть ее, оставить здесь навсегда. Вернее, того хочет Нистра, а место это слушается ее беспрекословно. Это лабиринт, в центре которого ждет Минотавр, а Элинор потеряла свою путеводную нить.
– Прекрати играть. – Нагнав Нистру, Элинор отобрала у нее сачок и разломала пополам о колено. Эта ненужная резкость, чуждая ей грубость, злость выплеснулись наружу, и стало легче. У Нистры между тем слезы навернулись на глаза и задрожали губы, но Элинор ей не поверила. – Я не собираюсь оставаться с тобой и Шармилой, не собираюсь пить с вами чай и играть в людей. Я слишком стала стара для игры в куклы. Мне нужно в реальный мир.
– Не нужно! Не нужно! – Нистра топнула ногой. – Ты останешься здесь, со мной! Ты!..
Она замерла вдруг, посмотрела на кого-то за спиной Элинор, и в глазах ее впервые появился подлинный страх. Элинор обернулась. За спиной ее никого не было. Но, что бы Нистра ни увидела и ни вообразила, это переменило ее совершенно. На щеках выступил лихорадочный румянец, она опустила взгляд в землю и пробормотала:
– Я все равно ничего не могу сделать. Сейчас это ее тело, и она слишком сильна. Нужно ждать подходящего момента.
– И? – Элинор скрестила руки на груди и добавила в голос строгости. Так она говорила с расшалившимися детьми или с учеником, который не потрудился выучить урок. – Когда наступит этот подходящий момент?
– Когда она ослабит контроль. Человеческое тело слабо, ему нужен сон, отдых. Да и мало ли что может произойти. – Нистра принялась загибать пальцы: – Ее может солнечный удар хватить, или по голове ударят, или придушат, или…
– Я поняла, – оборвала ее Элинор, подавляя раздражение. – Буду ждать и надеяться, что Гамильтоны с Федорой поймут, что это не я, и что-нибудь сообразят. Идем. Я передумала, мне срочно нужна чашка чая.
И, обогнав вновь повеселевшую Нистру, Элинор решительно направилась к дому, который за время их разговора обрел некоторую плотность и материальность и стал больше походить на настоящее строение, и вместе с тем стал напоминать домик викария, в котором она жила в детстве. Оставалось надеяться, что и вкус чая из детства – с малиновым листом, с чабрецом и мятой, с ароматом меда, поднимающимся вместе с паром, – вспомнится.
* * *
Дамиан очень скоро пожалел, что очнулся. Все суетились вокруг него, точно собравшиеся возле постели умирающего санитарки, а этого Дамиан терпеть не мог с детства. Но хуже всего был Грегори. Он ходил по комнате с мрачным встревоженным видом, поправлял ставни и шторы, подушку Дамиана, подходил к окну, снова возвращался к постели, и голова начинала кружиться.
Мод лично принесла на подносе большую керамическую кружку с чаем; от поднимающегося над ней парка нежно пахло ромашкой. Этот аромат наконец заставил Дамиана, слегка ошарашенного напором домочадцев, сообразить, что же не так.
– Где Элинор? – спросил он и посмотрел на свою руку. Казалось, ладонь еще помнила прикосновение прохладных тонких пальцев. Не так-то часто Дамиан касался кого-то.
– Она… – Грегори отвел глаза.
– Что случилось?!
Если бы Элинор вышла, едва ли потребовалось бы об этом умалчивать. Если бы ей стало плохо – тоже. Значит, произошло нечто худшее. Дамиан оттолкнул Мод, едва не расплескав ромашковый чай, попытался встать, но подбежавший Грегори удержал его за плечи. Глядя на брата снизу вверх, Дамиан повторил свой вопрос.
– Она… ушла, – с большой неохотой сказал брат.
– Ушла? Как ушла? Куда ушла? – Дамиан бросил взгляд на часы на каминной полке. Время уже позднее. Что Элинор вечером делать вне