– Нужно бережнее обращаться с фотографиями твоих родителей. Такие вещи очень ценны.
– Да, мадам. Вы правы, – кивает Аура.
Дверь закрывается, а ещё через секунду край одеяла поднимается.
– Можешь вылезать, надзирательница ушла, – говорит сестра, протягивая мне свободную руку.
Я без колебаний хватаюсь за неё и, поднявшись на ноги, сразу смотрю на фотографию нашего отца.
– Думаешь, диббука и правда заточил в эту коробку наш папа? – спрашиваю я.
– Это объясняет поведение Наташи у нас дома, когда она увидела эту фотографию в комнате тёти Джесс. Наташа смотрела на этот снимок с явным беспокойством. Наверняка диббук узнал человека, который его заточил – иначе зачем было красть фотографию?
– Наташа сказала, что наш отец был охотником на…
– …демонов, – заканчивает за меня Аура.
Не знаю, так ли это, но идея мне нравится. Я считаю, что ловить монстров и не давать им вредить людям – это очень круто.
– Получается, тётя Джесс и дядя Севен такие же?
– Учитывая, как их боялась Наташа – это возможно.
– И тогда понятно, почему в шкафу у тёти Джесс спрятаны те книги.
– Кстати, да.
Мы смотрим друг на друга, и, хоть ни один из нас не произносит ни слова, я уверен, что Аура тоже мысленно перечисляет многочисленные странности в поведении наших тёти и дяди. Вот так благодаря фотографии нашего отца и словам диббука о нём все наши семейные тайны постепенно открываются. Снова думаю о шрамах на лице нашей тёти, и мысль о том, что на неё мог напасть монстр и она с ним сражалась, уже не кажется такой абсурдной.
– Помоги мне поднять Наташу, – спохватываюсь я.
Мы вместе подхватываем Наташу под мышки – она всё ещё без сознания, – тащим её к кровати, укладываем и накрываем одеялом, чтобы согреть.
– Интересно, Наташа что-нибудь вспомнит, когда очнётся?
– Не знаю, Айден. Такое возможно, но я искренне надеюсь, что она всё забудет.
– А если бы диббук не вышел из неё?
Сестра пожимает плечами и улыбается мне:
– Тогда мы бы попробовали ещё раз. Кстати, что делать с коробкой? В подвал её возвращать нельзя – кто-нибудь может снова её найти и открыть.
Я киваю и беру коробку в руки:
– Спрячем её – это единственное возможное решение.
– Дома?! Ты серьёзно?!
– Закопаем в саду.
– Можно отдать её тёте Джесс или дяде Севену, – предлагает Аура.
Снова киваю. Сестра права: если наши дядя с тётей именно такие, как мы думаем, нужно рассказать им об этой коробке правду. И тогда им тоже придётся рассказать нам правду – о себе и о наших родителях.
– Мы смогли заточить демона, представляешь?
Губы Ауры растягиваются в улыбке, глаза восторженно блестят, и я даже различаю в её радужках красные пятнышки, которые появляются, только когда сестра очень радуется или в гневе. Тётя Джесс всегда говорит, что у Ауры очень необычные глаза. Я это знаю, у меня точно такие же: глаза у нас с сестрой мамины.
– Да, Айден, у нас получилось, но… Можешь сделать мне одолжение?
– Какое?
– Никогда не произноси имя этой собаки, хорошо?
Я тоже улыбаюсь. Аура больше никогда не услышит от меня это имя – уж в этом она может быть уверена.
– Пойду в свою комнату, пока надзирательница не надумала проверить, все ли мальчики на своих местах. Спокойной ночи.
Целую сестру в щёку и, забрав коробку, выхожу в коридор.
Глава 38. Аура
– Это совершенно недопустимо! Мы не потерпим подобного поведения в нашей школе!
Господин Буракас так кричит, что я начинаю опасаться, как бы он не задохнулся. Мы с Айденом сидим по обе стороны от дяди Севена, опустив глаза и скрестив руки на груди.
– Да, я прекрасно вас понимаю, – отвечает директору дядя.
– Очень в этом сомневаюсь, господин Легер. Ваши племянник и племянница натворили таких дел, что их нужно примерно наказать!
Дядя вздыхает:
– Послушайте, господин…
– …Буракас, – сухо отчеканивает директор.
Директору явно не нравится, что дядя Севен не помнит его фамилию. Наверняка он подумал, что дядя притворился. А хуже всего то – я в этом почти уверена, – что так оно и есть.
– Хорошо, господин Буракас, не будем часами полемизировать по поводу разбитых тарелок и стаканов. Выставите мне счёт за испорченное школьное имущество, и я выпишу вам чек.
– Вы же не думаете, что этим решите проблему?
– Мне кажется, решу. Не вижу смысла раздувать из этого происшествия скандал государственного масштаба. В жизни есть куда более серьёзные вещи, уж поверьте.
Я чуть-чуть поднимаю голову и вижу, как директор швыряет на стол лист бумаги. Дядя Севен берёт этот листок и, пробежав глазами, достаёт из кармана куртки чековую книжку и начинает заполнять бланк. Я чувствую себя виноватой, что дяде приходится платить за разбитую посуду. Хотя мы с Айденом и не разбивали её, но в случившемся есть доля нашей вины.
– Разумеется, детей придётся наказать, чтобы они осознали тяжесть своих поступков.
– Ну конечно, – резко отвечает дядя Севен. – Итак?
– Исключение из школы на три дня.
Дядя Севен резко встаёт:
– Дети, мы уходим! – И он бросает чек на письменный стол таким же небрежным жестом, каким директор швырнул ему счёт. – Хорошего дня, господин…
– …Буракас! – рявкает директор.
Не говоря больше ни слова, дядя выводит нас из кабинета, а в коридоре поворачивается к нам:
– Идите собирайте свои вещи.
– Мы уже всё собрали, дядя Севен, – отвечает Айден.
Дядя Севен хмуро смотрит на него:
– Дети, я не представляю, что такого случилось в этой школе, если вы заранее знали, что вас временно исключат, но, похоже, пришло время нам всем поговорить: вам, тёте Джесс и мне.
– О чём? – спрашиваю я.
– Ну…
– О монстрах и странных вещах? – спрашивает Айден.
У дяди Севена округляются глаза, но он быстро берёт себя в руки:
– Да, помимо всего прочего и об этом… Но главное – о нашей семье и о ваших родителях.
Мы с братом многозначительно переглядываемся.
– Но сначала нам нужно сделать небольшой крюк, – говорит Айден.
– Небольшой крюк? – удивляется дядя.
Мы синхронно поворачиваем головы и смотрим в конец коридора. Там, прислонившись спиной к стене, стоит Наташа в компании Эдди; заметив, что мы на неё смотрим, она смущённо нам улыбается и идёт к нам. Судя по тому, что дядя