Ему нравился этот утренний ритуал: она – обнаженная и делающая вид, что не замечает его взгляда, он – едва ли не урчащий от удовольствия и делающий вид, что ему совсем не хочется наброситься на нее.
Единственное, что его отвращало, – новые узоры, нанесенные на ее тело не им, а Мормо. Но Халахэлю приходилось мириться с этим, пусть нутро и разрывало от ревности.
Его леди. Его женщина. Та, ради кого он позволил разрушить свой мир.
Ромэйн вышла из покоев, прикрыв за собой дверь. Халахэль сел, лениво потянулся и в который раз отметил, что спать в кровати куда приятнее, чем на каменном постаменте. Особенно если рядом возлюбленная, от одного запаха которой стремительно отрастает хвост.
Он знал, какие слухи о них ходят, и с удовольствием подбрасывал поленья в огонь: летал над городами, давая людям привыкнуть к себе, уносил Ромэйн на руках после выступлений перед народом, припадал на одно колено каждый раз, когда она строго смотрела на него. Если для того, чтобы укрепить ее власть, нужно поддерживать болтовню о прирученном демоне, он будет делать это с наслаждением.
К тому же днем склонялся он, но ночью…
Подавив отвратительно самодовольную ухмылку, Халахэль подошел к окну и тут же посерьезнел: вспомнил о том, что должен был сделать. Он хотел доставить возлюбленной удовольствие, преподнести подарок, за которым охотился удивительно долго, учитывая то, где в итоге обнаружил искомое.
Обращаться он не стал. Одежда, которую сшили для него портные, раздражала, но он носил ее, чтобы выглядеть уместно. Было ли ему дело до мнения людей? Нет. Но его леди хотела видеть его в подобающем образе, и он согласился с этим, однако поставил условие: она одевает его, а он раздевает ее. Безукоризненно справедливо.
Застегнув последнюю пуговицу под самым подбородком, Халахэль покинул покои и зашагал по освещенному свечами коридору, наслаждаясь такими долгожданными мгновениями покоя.
Он отомстил. Он сыт. Он рядом с женщиной, ради которой готов вырвать собственное сердце. И теперь пришло время выполнить обещание, которое он дал Ромэйн, кажется, совсем в другой жизни.
Проходя через двор, Халахэль нахально скалился в ответ на пристальные взгляды людей. Раз его леди решила не скрывать свою демоническую сущность, он тоже не станет. Отныне хвост и крылья – предмет гордости.
Конюшенный мальчик привел лошадь. Хэль забрался в седло и покинул Синюю Крепость, наслаждаясь игрой в человека.
Дорога привела его в небольшой городок, расположившийся неподалеку от крепостных стен. Тьма над ним так и не рассеялась, узкие улочки освещали масляные фонари. Люди возвращались к привычной жизни, но многие дома все еще оставались заброшенными. К одному из них он и направлялся.
Спешившись, Хэль привязал лошадь к столбу и потянулся. Он предвкушал радость, которую подарит своей леди.
Первым порывом было сорвать дверь с петель пинком, но он сдержался и постучал – пугать жителей городка в его планы не входило. Спустя несколько мгновений его впустили – просто открыли дверь, приглашая войти.
Переступив порог, Халахэль огляделся. Отметил скромное убранство дома, едва теплящийся огонь в камине, единственный стул у старого стола…
– Я думал, тебе по вкусу роскошь, – бросил Хэль.
– Больше нет, – откликнулся изуродованный мужчина, отойдя к камину. – Я знал, что рано или поздно за мной придут.
– Кто надоумил тебя поселиться здесь?
– Фэй. Она хотела, чтобы я жил в Синей Крепости, но это слишком…
– Нагло, – подсказал Халахэль. – Она навещает тебя?
– Время от времени.
– Значит, ты не рассказал ей.
Лаверн Второй, узурпатор, начавший войну в Упорядоченном, тяжело вздохнул. Халахэль смотрел на него и никак не мог понять, как этот трусливый, жалкий человек мог причинить Ромэйн столько боли.
– Пойдем. Сегодня ты – подарок для моей леди.
– Значит, она действительно приручила демона? – Лаверн усмехнулся, отчего его лицо стало еще уродливее.
– Именно. Она сделала то, чего не смог сделать ты. Но ведь тебе казалось, что все удалось, верно? – вкрадчиво спросил Халахэль. – Что демоны подчиняются тебе. Что они подарят тебе власть.
Лаверн медленно кивнул:
– Скажешь, что я был идиотом?
– Идиотом и остался. Пойдем, – нетерпеливо повторил Хэль. – Не заставляй тащить тебя силой.
Удивительно, но Лаверн действительно покорно вышел из дома и направился к лошади. В свете фонарей Халахэль заметил, что на лице неудачливого узурпатора застыло выражение блаженного смирения.
– Ты удивительно спокоен для того, кого ждет смерть, – заметил Хэль, забравшись в седло позади Лаверна.
– Мой разум все еще болен, – признался тот. – Насколько мне известно, Фата разрушена, но я все еще слышу ее.
– Не разрушена. Заперта, разорена, искалечена, но все еще жива.
– Вот как… – Лаверн покачал головой. – Вот почему ночами я вижу разорванный на куски мир, кричащий от боли.
Направив лошадь в сторону Синей Крепости, Халахэль спросил:
– С чего ты взял, что Фата разрушена?
– Я был там. На берегу. Спрятался, чтобы никто меня не узнал, но видел, как разрушился последний Столп. Мне казалось, что после такого Черная Мать будет уничтожена.
– И снова ошибся. Знаешь, я удивлен, что ты дожил до этого момента, – фыркнул Халахэль.
– Не дожил бы. Но Фэй…
– Ах да, наша серокожая воительница…
Лаверн попытался повернуться, но Хэль пихнул его в спину.
– Не говори о ней в таком тоне. Фэй – удивительная женщина.
– Которая удивительно сильно ненавидит меня. У нас взаимная неприязнь, знаешь ли. Я удивлен, что она вернулась в Синюю Крепость, после того что узнала о Ромэйн.
– Она верна своему Дому, – попытался защитить ее Лаверн. – Фэй чудом выжила после подрыва второго Столпа, ей движет чувство долга.
– Да ты влюблен! – вдруг понял Халахэль. – Какая печальная история. Хорошо, что она скоро закончится.
– Не говори ей, – вдруг попросил Лаверн. – Если леди Дома Наполненных Чаш не устроит публичную казнь, прошу тебя: не говори Фэй, что я мертв. Пусть думает, что я просто ушел.
– Не хочешь причинять ей боль? Занятно…
– Но и жить не хочу тоже.
Это признание Лаверн произнес так тихо, что Хэль подумал, будто ему почудилось.
– Рано или поздно Черная Мать сведет меня с ума. Снова. Я так устал слушать ее шепот, демон, так устал… – Лаверн тяжело вздохнул.
– Так почему не убил себя? Почему сам не сдался Ромэйн или любому другому лорду?
– Потому что я трус. Потому что любая жизнь лучше, чем небытие.
– А как же Чертоги Покоя, в которые вы все так верите?
– Я больше не верю.
Остаток пути они молчали. Халахэль не испытывал к этому человеку ничего – ни ненависти, ни жалости. Он знал одно: Ромэйн хотела отомстить, и он подарит ей эту возможность.
Она сидела на троне отца и сверху вниз смотрела на жалкого человека, стоящего перед ней на коленях. Вот он – тот, кто разрушил ее жизнь. Она должна была его ненавидеть, но не чувствовала ничего. Только усталость. Только желание прекратить кровопролитие и вернуть своим людям покой.
– Лаверн… – прошептала Ромэйн, пробуя имя предателя на вкус. – Я представляла тебя иначе.
Он поднял голову и горько усмехнулся.
Халахэль стоял за троном, справа, опираясь на спинку локтем.
– Убьем его? – промурлыкал он. – Распнем? Повесим над воротами крепости? Я сделаю все, что ты прикажешь, моя леди.
Произойди это раньше, она бы так и поступила. Она бы обратилась, сбросила с себя человеческую кожу и вцепилась в горло предателя зубами. Но не теперь.
– Твой сын у нуад, – сказала Ромэйн. – Он жив и будет расти под присмотром Хести и зверомага. Ты имеешь право знать это.
– Спасибо, – хрипло поблагодарил Лаверн.
– Правду говорят о том, что ты с детства слышал голос Фаты?
Он поднял голову и недоверчиво уставился на нее. Помолчав, он медленно кивнул:
– Да.
– Да, моя леди, – поправил Халахэль.
– Прекрати. – Ромэйн бросила на него хмурый взгляд через плечо и снова повернулась к пленнику. – И как это было?
Побывав в Фате, увидев саму сущность Черной Матери, Ромэйн даже… сочувствовала Лаверну. Если это древнее могущественное