Байма, мой Байма. Скоро ли ты растворишься вдали?
– Я хочу подняться на пик Жогань, – сказала я Се Юйаню, показывая на далекую вершину горы. Хочу увидеть весь Ебэй. В ясные дни с пика можно разглядеть три из семи морей.
Се Юйань нахмурился. Пик Жогань находился в противоположном направлении от дороги в Великую Чао, до него было два-три дня пути. Генерал, конечно, не хотел туда ехать.
– Будь я уже императрицей твоей Великой Чао, ты бы подчинился моему приказу? – спросила я.
– Семь тысяч Ланьи подчиняются только приказам его величества, – спокойно отозвался он.
Я больше не верю ему. Папа сказал, что Се Юйань – великий человек, а папа редко кого-либо так хвалит. Когда он произнес эти слова, то надолго замолк. Я подумала, что, возможно, отец чего-то испугался. Раньше мне казалось, что он никого не боится, но таких людей не существует.
– Я спросила тебя, подчинился бы ты моему приказу? – повторила я.
Се Юйань уставился на меня.
Рубцы на его лице все еще ослепительно красные, и мое сердце на миг сжалось от вины. Даже без руки он остается великим воином. Когда я хлестнула кнутом, то полагала, что он обязательно увернется. Удар был свирепым, но генерал даже не поморщился, хотя его великолепно одетые воины выглядели разъяренными.
Что происходит в его голове?
В свадебном конвое был еще и гроб. В нем лежит помощник генерала, которого, по слухам, Се Юйань убил лично. Я видела, как они выходили из шатра моего отца после пиршества. Они были похожи на братьев. Но он убил помощника и отрезал себе руку. Именно после этого отец сказал мне, что Се Юйань – великий человек. Оказывается, убить ближайшего друга – это величие! Матушка права: нам никогда не понять ход мыслей этих мужчин.
Чу Е же не придал этому большого значения: «Если бы он не убил Янь Шэцзяня, то они бы все погибли. Этот Янь Шэцзянь голыми руками разорвал Владыку волков!» Казалось, Чу Е говорил о чем-то не имеющем к нему никакого отношения. Молодой человек попытался объяснить, что все это было ради меня, а он не смог сделать ничего иного, потому что является воином моего отца, и мы оба это знаем.
– Я спрашиваю тебя! – Сегодня я в очень дурном настроении. Нет смысла так злиться, но я не собиралась сдерживаться.
– Подчинился бы, – сухо ответил Се Юйань, а затем указал на удобную повозку. – Прошу вас, принцесса Жуй.
Я езжу верхом с детства, но теперь перехожу на повозки.
Надо было спросить еще кое-что перед тем, как сяду внутрь.
– Ты забираешь с собой этого человека, – я указала на гроб, а затем на его отсутствующую руку, – так почему бы не забрать с собой и руку?
Должно быть, мои слова сильно раздражили Се Юйаня. Показалось, что на языке у него крутится много слов, и обычно он говорит правду. Но из такого человека никогда слова лишнего не вытянешь, если не заставить. Я не хотела заставлять – я вообще не хотела слышать ответ, лишь уколоть его этим происшествием.
Е Цзы сказала, что я сильно изменилась с тех пор, как вернулась от крылатого: теперь все время стараюсь уколоть других.
«Ты же совсем не такая, – ее заплаканные глаза сверкнули, – все тебя любят, потому что ты постоянно улыбаешься».
«Е Цзы, думаешь, я должна улыбаться?» – спросила я ее.
Я бы никогда не стала насмехаться над Е Цзы, но она поняла, что я имею в виду. Ее лицо покраснело, а из глаз брызнуло больше слез. Все это не вызывает у меня улыбки. Нет никакой связи между страданиями тех, кто принес мне горе, и моей радостью.
Я сказала Е Цзы не сопровождать меня, но она все равно пришла. Я проигнорировала ее, но она все равно упрямо и молча пошла за повозкой. Хорошо, Е Цзы, если хочешь, то проводи! Однако потом ты должна остаться на плоскогорье рядом с человеком, который тебе нравится. Что еще может быть важнее в мире?
Я вспомнила дни, наполненные смехом, нежные ладони моей матушки, любящие глаза отца, сестрицу Лянь, что держала меня за руку, когда мы стояли на вершине обдуваемого ветрами пика Жогань. Вспомнила теплый очаг в глинобитном домике И Ую. Я сняла с себя весь шелк и надела красные юбку и рубашку, что сшила мне матушка. Она очень спешила, поэтому стежки на ткани вышли грубоватыми, но красный цвет был таким ярким.
Одевшись в красное, я достала золотую арфу, которую подарил мне И Ую, и начала перебирать четырнадцать серебряных струн. Я не играла с тех пор, как вернулась от него в тот день, и мои пальцы сильно отвыкли.
Им наше золото не нужно,
Не нужно наше серебро.
Прекрасный шелк для них —
Всего лишь полотно,
Мы их упрашивали долго,
Не было от этого все толка.
Я медленно напевала, перебирая струны, и мои глаза мало-помалу начали закрываться. Я же сказала, что не желаю больше плакать, просто хочу немного отдохнуть.
Раздался странный звук, когда струны завибрировали сами по себе. Мое сердце невольно ухнуло вниз и заколотилось.
Чу Е громко крикнул снаружи:
– Защищать принцессу! Защищать принцессу!
Топот копыт сотряс повозку.
Е Цзы бросилась к окошку.
– Принцесса Жуй! – вскрикнула она, ее голос был наполнен страхом и удивлением. Я подобралась к окошку и проследила за ее пальцем. С неба быстро падала черная тень.
Он пришел!
Я не смог ответить на вопрос Цихай Жуй.
Я командующий Ланьи, генерал Великой Чао. Одиннадцать лет назад я был простым разведчиком. И убил столько людей, что не сосчитать. Среди них были и враги, и мои собственные люди. На самом деле, разница между первыми и вторыми настолько мала, что я, возможно, даже не отличу их на поле боя.
Однако до сей поры я ни разу не убивал брата. Когда я вел свой отряд Ланьи в атаку, меня никогда не заботило количество пленных или убитых – волновало лишь то, чтобы они держали строгий строй и защищали своих. На поле боя жизнь ничтожна, и положиться можно только на братьев. В этом причина непобедимости Ланьи.
А теперь у всех на глазах я убил Янь Шэцзяня, который защищал меня ценой своей жизни. Гуйгун не подвергали сомнению мои решения. Слишком долго верили в меня. Независимо от того,