Даже у матушки нет такой роскошной одежды. А ведь папа – вождь Ванмо, которому нет нужды беспокоиться о деньгах. Но они с матушкой живут весьма скромно. Когда сестрица Лянь раздала все подарки императора Великой Чао, то поступила в точности, как сделал бы папа. Она ведь, в конце концов, ему родная дочь! Внезапно на меня накатило уныние. Характером я не похожа ни на отца, ни на старшую сестру, ни на младшего брата и никогда об этом не задумывалась.
Девушка в отражении по-прежнему двигалась, улыбалась и осматривалась вокруг сияющими черными глазами, и меня от этого передернуло. Что за отвратительное зеркало! Без него мы жили так счастливо. Я бросила поверх него красную парчу, чтобы прикрыть. Эх, только сейчас поняла, что все это время держала ткань в руке и она промокла от пота, выступившего на ладонях.
Отец и матушка сидели посреди главного шатра.
На папе была серебряная броня, отчего он выглядел очень величественно. Именно ее он носил в молодости. Теперь матушка достает ее только в дождливые летние дни, чтобы начистить до блеска. Матушка окинула меня взглядом, и удивление в ее глазах в мгновение ока сменилось грустью. Новую одежду, которую она шила всю ночь, я сложила в сундуки, потому что не хотела уезжать из дома в ебэйском платье. Раз уж родители считают, что мне нужно выйти за этого тирана императора, то покину плоскогорье в наряде Чао!
Я опустилась на колени перед отцом и трижды почтительно поклонилась. Я очистила разум и ни о чем не думала, потому что однажды папа сказал, будто все мысли написаны у меня на лице, а сейчас не хотелось, чтобы он узнал их. Папа поднялся и протянул руки, чтобы обнять меня, но я быстро сделала шаг назад и снова опустилась на колени перед матушкой. Отец так и застыл, наблюдая, как я трижды кланяюсь ей.
Затем я повернулась к нему и сказала:
– Папа, ты должен хорошо заботиться о матушке.
После моих слов мама закрыла лицо, и ее плечи затряслись сильнее. Отец медленно кивнул:
– А-Жуй… – Его губы шевельнулись.
– Великий хан! – громко прервала я. – У Жуй уходит!
Отца будто свирепым молотом ударили по голове, и он содрогнулся. Я вдруг осознала, как старо он выглядит – даже кожа на лице обвисла. А ведь папе меньше пятидесяти. Я всегда воспринимала его как сияющее божество, но не замечала, что он выглядит старше других людей своего возраста. Я отвернулась. Я бы расплакалась, если бы продолжила на него смотреть. Матушка сказала, что он убил моего родного отца, но этот человек – тоже мой отец. Он так сильно любил меня и заботился. И вскоре рядом больше не будет человека, который бы так поддерживал.
– Хорошо, хорошо, хорошо… – Он вернулся на свое место. – Ступай. – Он уныло повесил голову, его голос был таким тихим.
Матушка громко зарыдала, но я без колебаний направилась к выходу из шатра. Если не уйду, то не знаю, что со мной будет! Проведя в своем шатре два дня, я думала, что ожесточила сердце, но оказалось, что оно все еще слишком хрупкое.
– Принцесса Чжуянь… – Се Юйань явно удивился, увидев, что я вышла одна.
– Это все ты! Ненавижу! – громко вскрикнула я и свирепо хлестнула его кнутом.
Сестрица Лянь сказала, что хочет проводить меня до границ Ебэя. Должно быть, это просьба отца.
Я хихикнула:
– Сестра, пожалуй, тебе не стоит ехать, иначе император Чао пожадничает и заберет еще и тебя. Что мне тогда делать? – Однако шутка утонула в молоке, и даже я почувствовала фальшь, когда произнесла ее.
Сестрица Лянь протянула руку и нежно погладила меня по щеке. Я перехватила ее запястье, но глаза все сильнее щипало. Наконец брызнули беззвучные слезы. Я вцепилась в руку сестрицы Лянь и нежно потерлась о ее ладонь лицом.
– Сестрица Лянь… – Я всхлипнула.
– Доброе дитя, – пробормотала Лянь, – старшая сестра знает, что с тобой поступили несправедливо.
Лянь подарила мне свою рыжую лошадь. Она сказала, что ее Багровая заря, конечно, не такая быстроногая, как мой Ветерок, но она запоминает все пройденные дороги.
– Заря поможет тебе вернуться в будущем, – сказала сестрица Лянь.
– Я смогу вернуться? – спросила я ее. Кроваво-красные отпечатки на моем запястье еще болели, но сердце воспряло от неописуемой радости. Сестрица Лянь отвернулась, глядя вдаль. Она знала, что я никогда не смогу возвратиться, что бы ни случилось. И Багровая заря – лишь ее благословение.
– Се Юйань. – С ледяным выражением лица Лянь посмотрела на него. – Ты должен хорошо заботиться о принцессе Жуй.
Генерал отвесил легкий поклон:
– Как я и обещал, – уверенно сказал он.
Чу Е привел пятьсот воинов, чтобы сопроводить меня, но сестрица Лянь потребовала от Се Юйаня повторить его обещание, и Чу Е помрачнел. Что еще ему оставалось?
Соплеменники говорили, что он сильнейший воин в Ебэе, и Чу Е сам всегда считал себя таковым. Он столько времени ходил за мной хвостом, однако так и не произнес заветных слов мне в лицо. Наверное, думал, что раз любит меня так горячо, то, естественно, достоин, поэтому нет нужды говорить признания. Но той ночью, когда я ворвалась в его пропитанный винными парами шатер, он лишь побежал искать Се Юйаня, чтобы бросить ему вызов во время ловли волка.
Чу Е не осмеливался смотреть на меня. Я разглядывала его бледное как смерть лицо, пока он проверял броню каждого воина в отряде, и невольно почувствовала печаль. Мужество этого человека заключалось лишь в луке и стрелах за его седлом и в мече на поясе.
– Отправляемся, – сказала я Се Юйаню. Если выйти позже, то можно встретиться с пастухами, что встают раньше всех. Я не хотела никого видеть. Пусть озорная и улыбающаяся принцесса Чжуянь просто тихо исчезнет из сердец жителей Ебэя!
Кроме Чу Е и его пятисот воинов никто больше не провожал меня. Я не хотела, чтобы родители выдавали меня замуж. Это ведь не радостное событие. Папа сказал матушке: «Пусть А-Жуй поступает так, как хочет». Он понял, что это моя последняя просьба к ним.
Только-только закончились Осенние смотрины, три дня и три ночи празднеств вымотали людей. Обычно в это время над шатрами уже поднимался редкий дымок, но сейчас все члены племени еще спали. Мы прошли один за другим белые, серые и черные шатры, не разбудив никого. Только когда мы оказались поодаль, я разрешила Се Юйаню и Чу Е позволить воинам снять чехлы с