– Добрый день, сеньор Эскурса, – произнес Андер низким голосом.
Директор вздрогнул и резко обернулся. Он попытался быстро взять себя в руки, но легкое подергивание правого глаза выдавало, с каким трудом ему это давалось.
– Инспектор Креспо… и компания. – Он кивнул Арреги и Гардеасабалю. – Чем обязан вашему визиту?
– Лучше обсудим это у вас в кабинете, – предложил мужчина.
– С удовольствием, инспектор, но сегодня я очень спешу – меня ждут. Я не могу пропустить эту встречу, – извинился он. – Если хотите, можем договориться на завтра.
– У меня есть идея получше, Эскурса. Почему бы вам не проехать с нами в участок и мы побеседуем там, в нагретой комнате для допросов? – более сурово произнес Андер.
Директор побледнел и решил стать посговорчивее.
– Ну что ж, ничего страшного, если я немного опоздаю, правда? Иногда и мне приходится ждать. – Он фальшиво рассмеялся. – Давайте поднимемся ко мне!
Они вошли в кабинет, и каждый из присутствующих занял свое место на стуле. Эскурса откинулся в кресле за письменным столом. Он недоуменно посмотрел на Андера, а после пожал плечами и сказал:
– Инспектор Креспо, я уже рассказал вам все, что знал о Глории Редондо. Не понимаю, к чему был тот тон, которым вы со мной разговаривали внизу. Ваши слова могли услышать сотрудники или, что еще хуже, пациенты. Это может навредить моей профессиональной репутации! – возмутился он.
Андер встал и прошелся по кабинету, остановившись только у шкафа с документами, откуда Эскурса когда-то достал дело Эктора Веласкеса.
– Почему вы не упомянули Лукаса Хауреги? – спросил он, прислонившись к нему спиной.
Директор изменился в лице. Он сглотнул слюну и попытался что-то сказать, но не издал ни звука.
– Препятствие правосудию – очень серьезное преступление, Эскурса. Похоже, вы не до конца это осознаете. А если в результате погибли невинные люди, то смелый прокурор вполне может добавить к обвинению соучастие в убийстве.
– Я… я не понимаю, о чем вы говорите, инспектор, – пробормотал мужчина.
– Сегодня утром в Бильбао был зарезан Альберто Рубио. Это имя вам знакомо?
Андер показал ему фотографию жертвы, которую сделал Гардеасабаль у пруда.
– Боже мой! – Эскурса закрыл лицо руками.
– Вижу, вы его узнали, – вмешался Педро. – Он работал здесь санитаром, не так ли?
Хайме сделал глубокий вдох и взял себя в руки, потом достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб.
– Технически да, он работал у нас.
– Что вы имеете в виду под «технически»? – уточнил Гардеасабаль.
– Альберто всегда был проблемным сотрудником. Мы подозревали, что он воровал у пациентов и даже у коллег, взламывал шкафчики в раздевалках персонала, но нам не удавалось поймать его с поличным, – сказал Эскурса, приглаживая волосы. – Пока полтора года назад не произошел один инцидент.
Директор сделал долгую паузу, словно не собирался продолжать.
– О каком инциденте идет речь, Эскурса? – надавил Андер.
– Однажды ночью, во время стандартного обхода, наш охранник Роберто услышал странные звуки из палаты двести два, где тогда лежала Гильермина Мунабе. Он вошел внутрь с ужасом обнаружил, что Альберто изнасиловал бедную женщину.
– Это очень серьезное происшествие. Представляю, как отреагировала семья пациентки, когда узнала об этом, – сказал Гардеасабаль.
Эскурса опустил взгляд на стол и покачал головой.
– Вы еще не знаете самого страшного. – Врач понизил голос. – Гильермина уже четыре часа как скончалась. Врач зафиксировал смерть, и Альберто должен был отвезти каталку с телом к машине скорой помощи, ожидавшей у клиники.
– Проклятый извращенец! – воскликнул Арреги.
– И что, вы сдали его полиции? – спросил Педро, глаза которого горели от гнева.
– Глория все замяла. Она заставила Альберто взять больничный и пройти психиатрическое лечение, а Роберто пригрозила увольнением, если он расскажет о том, что видел. Она всегда так действовала. «Чего не видно – того не существует» – любила повторять она.
Андер подошел к столу директора и оперся на него руками.
– Лукас Хауреги. Я хочу знать всю правду. И хочу знать ее сейчас.
Эскурса посмотрел на него. Затем встал и направился к шкафу с документами. Открыв один из запертых ящиков, он достал толстую папку и положил ее на стол рядом с Андером, после чего вернулся в свое кресло.
– Лукас был замечательным парнем. Мы все его очень любили. Ну, все, кроме Глории – она обращалась с ним неоправданно строго. На мой взгляд, его давно следовало выдвинуть на условно-досрочное, но она всегда писала ужасные отчеты для пенитенциарной комиссии. Так он никогда бы не вышел. До чего же иронична судьба: он был так близок к свободе, но погиб в том пожаре.
– Как вы думаете, чем была вызвана такая позиция Глории? – спросил Андер, осторожно открывая папку с делом юноши.
– Честно говоря, я не знаю. Никогда этого не понимал. Но такой уж она была – если упрется, то переубедить ее невозможно.
– Несмотря на это, в прошлый раз мы убедились, что остальные пациенты ее очень любили, – вспомнил инспектор.
– Так и есть, – согласился Эскурса.
– Замечали ли вы в последние годы другие странности в поведении Глории? – спросил Андер.
Хайме посмотрел на него увлажнившимися глазами, но тут же опустил взгляд на стол. Он вертел ручку между пальцами, словно пытаясь собраться с мыслями.
– Знаете, именно Глория предложила меня на эту должность. Я многим ей обязан, – сказал он, продолжая крутить ручку. – Но я больше не могу скрывать правду. Пресса говорит, что она мертва – стала первой жертвой маньяка из Олабеаги. Это правда? – Он пристально посмотрел на Андера.
Тот кивнул.
– В таком случае ничто из того, что я скажу, не может ей навредить.
– Расскажите мне все.
Директор кивнул, вытер нос платком и начал:
– Глория каждый месяц получала конверт с крупной суммой денег. За что – не знаю. Однажды я обнаружил такой конверт, и ей пришлось признаться.
– Кто был отправителем? – спросил Креспо.
– На нем не было обратного адреса. Его доставлял курьер.
– Звучит как взятка, – заметил Гардеасабаль.
– Я знаю, инспектор, но что я мог поделать? Донести на нее? Исключено. Меня бы сочли лжецом и уволили. Глория назначила меня заместителем директора. Она хорошо знала о моих амбициях и воспользовалась этим, чтобы заставить меня молчать и завоевать мою преданность. Она была очень убедительной и умной. Мы все здесь плясали под ее дудку.
– Успех имеет тысячу отцов, а неудача – сирота, – с пренебрежением сказал Иван. – У вас был выбор поступить правильно, но вы предпочли самое простое и удобное для себя решение.