Когда случается неудачная игра, мне бывает реально стыдно не только перед партнерами, но и перед болельщиками за то, что не смог порадовать, не смог предотвратить какие-то моменты. Болельщиков-то у нас – армия. После удачных матчей они реально бывают готовы носить футболистов на руках, как звезд мирового масштаба. Но вот когда понимаешь, что подвел, не оправдал их ожидания, становится очень тяжело.
К 2014-му, казалось бы, я уже набрал более чем достаточно вратарского опыта и должен был научиться несколько спокойнее относиться к поражениям в принципе. Однако все получилось наоборот. Болезненный для меня матч с «Вардаром» в 2003-м проводился на «Динамо», и я все-таки играл не за сборную страны в чемпионате мира, а за ЦСКА в квалификации Лиги чемпионов. На мировом первенстве ты реально ощущаешь, что на тебя смотрит весь мир. У меня не было амбиций стать лучшим вратарем чемпионата – играя на групповом этапе, думать об этом было бы совсем нелепо. Но ощущение, что к тебе постоянно приковано внимание всей страны и ты не должен подвести, давило особенно сильно.
Когда в самом первом матче группового турнира с Кореей я выронил мяч в собственные ворота, у меня вся жизнь, вся карьера пронеслась перед глазами. Помню, лежал на газоне и думал о том, до какой степени как минимум половина страны меня сейчас ненавидит. Оно так, в принципе, и было.
Выкарабкивался я из этого состояния достаточно тяжело и долго – говорю сейчас об этом абсолютно откровенно, ничего не приукрашивая. Практически не выходил из гостиничного номера, не мог смотреть ребятам в глаза. На тренировках старался максимально быстро завершить свою работу и уйти, чтобы лишний раз не попадаться на глаза команде. Понимал, что никакой обиды на меня у ребят, скорее всего, уже нет, но ничего не мог со своими внутренними терзаниями поделать.
Матч с Кореей до такой степени морально выбил меня из колеи, что я не чувствовал уверенности ни в следующей игре с Бельгией, которую мы упустили на 88-й минуте, ни с Алжиром. Мы вели, но я снова сделал ошибку «на выходе», счет стал 1:1, и на этом чемпионат мира для нас закончился.
После матча с Алжиром мы два дня ждали самолет домой. У нас в отеле был небольшой бассейн: ребята все свободное время проводили там – плавали, восстанавливались. А я за два дня ни разу не вышел из номера.
После того как вернулся в Россию, закрылся ото всех у себя в доме, ни с кем не общался, никуда не выходил. Хотелось выдохнуть, выбросить все из головы, забыть Бразилию как страшный сон.
Было странное ощущение, когда через какое-то время, которое воспринималось словно меня накрыли звуконепроницаемым колпаком и изолировали от всего мира, я вдруг начал слышать домашних. Мозгами и раньше понимал, что все они за меня переживают, но сознание как бы отторгало любое сочувствие. Мне нужно было побыть одному, самостоятельно со всем справиться. И вот как раз в тот момент, когда я услышал отца, жену, маму, детей, понял, что готов вернуться к нормальной жизни. Захотелось доказать всему миру, что я не сломлен.
У нас очень хорошо сложился тот сезон с ЦСКА, мы в очередной раз выиграли чемпионат России, и, когда я увидел, как радуются этой победе наши фанаты, сам себе сказал: «Быстро выбил всю дурь из головы и продолжаешь играть». В конце концов, линию жизни человека лишь наполовину определяет талант и стечение каких-то обстоятельств, а еще 50 процентов успеха всегда находится в твоих собственных руках.
Но, если честно, все то время, что я играл в сборной, мне было очень трудно подсознательно не брать на себя вину, если случался проигрыш. Задним числом всегда ведь думаешь, что где-то мог выручить, не допустить ошибки, мучаешься из-за этого, не спишь ночами. При этом весь мой жизненный и футбольный опыт говорит о том, что, как бы ты ни сыграл, даже если отбил пять пенальти и пропустил гол, в котором не виноват, всегда найдутся люди, которые начнут тебя обвинять во всех смертных грехах. Кто-то это делает специально, а кто-то – по глупости, поскольку непрофессионал и каких-то вещей просто не понимает.
По телевизору ведь легко смотреть соревнования. Человек на лыжах бежит, споткнулся, упал и упустил победу. Всегда найдется кто-то, кто хмыкнет: «Ну разве не клоун?» На самом деле, мало кто знает, в том числе и я сам, какую чудовищную работу делает спортсмен, чтобы выйти на старт и пробежать 30 или 50 километров, сколько лет он готовится к этому. Один неверный шаг, ты споткнулся или съехал с лыжни – все, трагедия, конец жизни. А обвинять очень легко всегда.
Помню случай, когда Лионель Месси в каждом матче забивал, забивал, забивал, а потом не забил пенальти. В Испании, знаю, на него все тогда обрушились с такой яростью, словно в карьере Лео только и было, что этот незабитый пенальти. С другой стороны, Месси – счастливый человек, если вызывает у болельщиков такие эмоции. Да и я, наверное, тоже.
Та ситуация, пережитая в Бразилии и после, сильно меня изменила. Я стал меньше читать, меньше давать интервью. Фактически перестал общаться с прессой. Снял это вето только после домашнего чемпионата мира, когда официально объявил о том, что ухожу из сборной.
Решение уйти стало для меня очень большим облегчением. Я понял, что мне больше не нужно ни перед кем оправдываться, не нужно уходить от ответов. Не могу сказать, что меня сильно раздражало и как-то волновало, что обо мне пишут, но ведь тот же отец читал газеты, встречался с друзьями. Он вообще очень эмоционально относился к тому, как люди оценивают мою работу. Расстраивался, когда видел в репортажах какие-то насмешки, бесконечные подсчеты неудачных матчей. Особенно болезненно он воспринимал, когда чуть ли не в каждой публикации СМИ стали писать о моем антирекорде в Лиге чемпионов.
Помню, журналисты насчитали 43 матча, в которых я пропускал голы, хотя этих игр на самом деле было 39.
Еще одна дико неприятная история произошла в 2006-м. Это был сезон, в котором итальянский судья Массимо Де Сантис удалил меня с поля в матче со «Спартаком» за то, что, отбив мяч грудью, я якобы сыграл рукой. Это был очень спорный момент, но итальянец даже не стал ничего слушать. Нам сразу после моего удаления забили со штрафного,