В обычный день или в отпуске, где не приходится бегать, не приходится падать, можно позволить себе любую еду, а вот перед игрой, чтобы чувствовать себя в полной боевой готовности, я должен быть легким.
Прежде чем осуждать кого-либо из игроков, возьми его ботинки и пройди его путь. Попробуй на вкус его слезы, почувствуй его боль. Наткнись на каждый камень, о который он споткнулся, справься с критикой, с недовольством болельщиков. И только после этого говори, что ты знаешь, как играть в футбол.
После того как случилась первая травма и я после операции вернулся в Москву, в один из дней прямо на костылях поехал в Сергиев Посад – в Троице-Сергиеву лавру. Там в Успенском соборе хранятся мощи Сергия Радонежского, и я знал, что люди в особенно тяжелых для себя ситуациях едут в Сергиев Посад со всей страны в надежде на благословение. Вот и я в один из дней почувствовал какое-то неодолимое желание поехать именно в это святое место.
Первая служба в Успенском соборе начиналась около пяти утра, и большинство прихожан старались попасть именно на нее – считается, что эта утренняя молитва наиболее сильная. Соответственно, и мы приехали очень рано. Помню, ковыляю на своих костылях к храму, меня со всех сторон толкают, обгоняют. Это же вообще в крови у многих людей – во что бы то ни стало оказаться в очереди первым.
Пока отстоял очередь, чтобы купить свечку, передо мной собралась целая толпа, жаждущая быстрее подойти к серебряной раке со святыми мощами.
Я знал, что эту раку в соборе открывают крайне редко. И то – только во время больших служб и исключительно для священнослужителей. А тут вдруг в тот самый момент, когда я наконец дождался своей очереди, один из монахов прямо передо мной подошел к раке и приподнял крышку.
Когда это увидели люди, которые уже направлялись к выходу, они всей толпой ломанулись было обратно, но им достаточно жестко перекрыли путь.
Помню, я наклонился к мощам и реально ощутил какую-то невероятную энергетическую силу, которая словно начала окутывать меня со всех сторон. Это реально воспринималось как какое-то чудо: я стоял – и больше всего не хотел из этого облака уходить.
Удивительно было и то, что обычно монахи следят, чтобы никто слишком долго не задерживался у раки, не тормозил очередь. Я же стоял, не двигаясь, секунд тридцать, и никто не сказал мне ни единого слова. Словно замерло все вокруг.
Не сказать, что моя семья была совсем уж глубоко верующей, но нас с братом крестили, и помню, что мама постоянно напоминала: «Наденьте крестики». Отец крестик не носил, но со временем тоже начал ходить с мамой в церковь. Вера ведь такая вещь, о которой, как правило, многие вообще не задумываются, пока у них все хорошо. Но с возрастом, особенно в каких-то сложных жизненных ситуациях, ты начинаешь искать ответы на важные для себя вопросы. И как раз это нередко приводит людей в храм.
Сам я впервые попал в церковь, когда совсем маленьким начинал играть в ЦСКА. Помню, на Пасху мама поехала со своей сестрой в Дзержинский – небольшой город возле Капотни, где располагается Николо-Угрешский монастырь. Мы вместе вошли в Никольский собор, нам навстречу вышел священник.
Народу в церкви в тот день собралось очень много, большинство были с такими же маленькими детьми, как и я сам. Люди стали передавать батюшке какие-то записочки, и, когда батюшка их собрал, он вдруг взял меня за руку и повел в алтарь, чтобы я помог ему эти записки читать.
Не скажу, что после того случая я сразу окунулся в веру, но тот день сильно врезался мне в память. Я почувствовал, что мне очень комфортно в стенах церкви.
Очень похожее ощущение возникало, когда Валерий Георгиевич Газзаев возил нас по святым местам во время сборов в Израиле.
Сейчас, правда, с посещением храмов стало намного сложнее. Чтобы иметь возможность заходить в церковь со своими мыслями и спокойно постоять возле икон, подумать, приходится надевать маску, темные очки, натягивать на голову капюшон. И все равно люди меня узнают. Начинают шептаться, достают телефоны, пытаются исподтишка фотографировать. Ощущение каких-то личных границ тут же нарушается, и это порой сильно раздражает. Приходится уезжать в какие-то совсем отдаленные места, где шанс, что меня начнут узнавать, не настолько велик.
Мне кажется, когда человек приходит к Богу, он получает ответы на очень многие свои вопросы. Взять тот же спорт. Кому-то может показаться, что стремление стать первым – это не что иное, как проявление гордыни. Я же смотрю на это иначе. Ты стараешься сделать свою работу лучше всех, и как раз христианские заповеди гласят, что в любой работе человеку всегда помогает Бог.
Если разобраться, все мы совершаем огромное количество ошибок как в профессии, так и в обычной жизни, бывает множество ситуаций, за которые впоследствии становится неловко перед самим собой, но все равно ведь в людях сохраняется вера в то, что в тяжелый момент обязательно кто-то поможет свыше. Вот я и иду с этой верой: что на футбольное поле, что вообще по жизни.
Никогда не был суеверным, не стремился цепляться за какие-то приметы или условности, типа положить в бутсы монетку, приклеить за ухо жвачку, как-то по-особенному зашнуроваться, начиная с ноги, хотя за годы выступлений у меня тоже выработались свои ритуалы. Никогда не любил и до сих пор не люблю слушать музыку перед игрой – предпочитаю ехать на стадион в тишине, хотя большинство футболистов садятся в автобус в наушниках и выбирают, как правило, тяжелые, агрессивные треки. Я же включаю радио только в машине, да и то негромко, фоном. Резкие звуки мешают мне собраться с мыслями, настроиться на матч.
Никогда не прошу у Господа чего-либо, кроме здоровья. Себе, своей семье, близким. Если Бог мне это здоровье даст, деньги я всегда заработаю. Это, можно сказать, ключевая позиция моей жизни, все остальное просто неважно.
В то же самое время я вижу определенный, как говорится, Божий промысел в том, что время от времени случаются какие-то неудачи. У меня более 20 титулов, и могло, наверное, быть и больше, но где-то свыше меня словно осадили – травмами, тем, что на протяжении многих лет ЦСКА оставался без чемпионства.
Можно было