А вот идти в церковь на исповедь я пока не готов. Тоже много раз думал: почему? Поступков, которые по жизни сильно бы меня угнетали, я в своей жизни не совершал, каяться мне, в общем-то, не в чем. Наверное, все дело в том, что в священниках, несмотря на их сан, я вижу точно таких же людей, как все мы. А вера, как мне кажется, подразумевает что-то другое, более глобальное. Во всяком случае, приходя со своими мыслями в церковь, я прихожу не к священнослужителям, а именно к Богу.
Глава 6. Здесь вам не ФК «Москва»
Наставники создают больше чем просто футболистов – они создают лидеров и личности.
Когда Валерий Георгиевич в 2003-м уходил из ЦСКА и команда с ним прощалась, у меня чуть ли не слезы были на глазах. Казалось бы, такие вещи вообще не должны вызывать у игрока эмоции: не ты берешь тренера на работу, не ты разрываешь с ним контракт, не ты платишь наставнику свои деньги. Твоя обязанность – выполнять задания, тренироваться, играть под руководством того специалиста, которого посчитал нужным нанять клуб. И при этом ты должен быть всегда готов к тому, что где-то что-то может пойти не так и тренер будет уволен. Просто по своему характеру я люблю, чтобы человек долго был в команде. В этом случае ты знаешь, что у тебя все стабильно, налажен и хорошо знаком тренировочный процесс вплоть до времени заезда на базу и теоретических занятий, порой даже в общий чат заглядывать не приходится.
Каждый раз, когда происходит смена тренера, весь процесс как бы запускается заново, и в команде невольно начинается нервозность: «А что про меня думает новый специалист? А почему я не играю? А почему меня перевели на другую позицию?»
Я столько раз на своем футбольном веку это наблюдал, что для себя решил: к любым перестановкам в тренерском штабе отношусь вообще без эмоций. Помогаю тренеру в любом амплуа как на поле, так и вне его, чтобы человек был уверен, что в любой ситуации может на меня рассчитывать, не опасаясь при этом никаких козней за спиной.
Понятно, что мне приходилось проще, чем другим игрокам. Основным моим тренером по факту всегда был Чанов. Даже когда в команде с приходом очередного специалиста менялась схема работы, я знал: у меня есть ворота, есть партнеры, есть Вячеслав Викторович.
Но расставаться с Газзаевым все равно было безумно тяжело. Мало того что он уходил, выиграв первый для ЦСКА чемпионат страны, но ведь, помимо этого, именно он создал нашу команду, затратил огромное количество усилий, чтобы создать атмосферу победителей, которую отмечали все, кто так или иначе в те годы пересекался с клубом.
Такие вещи в футболе очень важны. С одной стороны, когда выходишь из раздевалки после игры, ты уже не думаешь про квадрат, про гол, который забил или не забил. Это надо уметь убирать из головы сразу. В конце концов, главное на поле – честно отработать, понимать, что нигде не схалтурил, сделал все, что от тебя зависело. Но вот в самой игре любые внутренние конфликты способны сильно мешать. Даже в европейских клубах, включая ПСЖ и «Реал», я неоднократно обращал внимание на то, что отношения на поле между определенными игроками оставляют желать лучшего. Они и руками машут друг на друга, и пасы партнеру не отдают там, где это надо. Дело даже не в каких-то незабитых голах, а именно в общей внутренней атмосфере. Когда в команде единство, у нее всегда есть своя аура, нарушить которую бывает не так-то просто. А вот если находится хотя бы один червяк, он все равно прогрызет яблоко рано или поздно.
На моем футбольном веку Марко Николич, оставивший клуб в июне 2025-го, был десятым по счету главным тренером. Точнее, даже одиннадцатым, если считать Павла Федоровича Садырина. Разумеется, под его непосредственным руководством я не тренировался, был слишком мал, но Садырин сыграл в моей судьбе очень большую роль.
До определенного времени я вообще не задумывался о том, во что обходятся родителям мои тренировки, хотя папа, помимо собственной работы, подрабатывал по ночам частным извозом, а ели мы большей частью то, что бабушка выращивала на своем огороде – небольшом кусочке земли неподалеку от дома, который получила от совхоза. На транспорте удавалось экономить благодаря тому, что соседка по лестничной площадке работала в метро и изредка делилась с нами жетонами. Еще почему-то запомнил с детских времен, как мы с мамой время от времени ходили на домодедовский рынок за куриными окорочками. «Ножками Буша», как тогда их все называли.
И вот мама стоит ковыряется в этих окорочках, где на килограмм мяса восемь килограммов льда, выберет одну-две ножки, дома их нам с братом сварит, а сама ест картошку.
Когда мама или бабушка говорили, что придется пропустить тренировку из-за плохой погоды, мне и в голову не приходило, что дело вовсе не в погоде, а в том, что на проезд банально нет денег.
Однажды, это был самый-самый конец 1990-х, мы приехали в ЦСКА, и как раз в тот день Павел Федорович вышел из своего офиса на втором этаже манежа, чтобы посмотреть нашу тренировку. Я отрабатывал какие-то очередные удары по воротам, а в конце занятия к маме вдруг подошел сотрудник клуба и сказал, что Садырин просит нас подняться к нему в офис. Когда мы пришли, сказал мне, как взрослому, указав на своего помощника: мол, теперь каждый месяц ты будешь подходить к этому дяденьке и он будет платить тебе 400 рублей.
Из кабинета мы вышли в таком шоке, что не передать словами. На тот момент 400 рублей были деньгами, позволяющими купить нормальной еды, да и вообще все, что было нужно. Это стало моей первой, пусть и неофициальной, зарплатой.
Чтобы стать хорошим тренером, не обязательно быть футболистом. Ведь чтобы стать хорошим жокеем, не обязательно до этого быть лошадью.
Артур Жорже научил нас играть в другой футбол. «Научил» – слово здесь не совсем правильное, но стиль игры португалец начал ставить иной.