Смешно звучит, но как раз в той первой совхозной школе я начал чувствовать, насколько непростой может быть жизнь профессионального футболиста. Видел самую разную реакцию, когда начал играть на турнирах, когда меня стали показывать по телевизору, писать обо мне в газетах, и замечал, что далеко не все искренне за меня радовались. Людям вообще свойственна зависть к чужому успеху, тем более там совхоз был еще не таким огромным, как сейчас, все было на виду. Не сказал бы, что это слишком меня заботило, но столкнулся с тем же самым в Москве, когда перевелся в 704-ю школу возле метро «Аэропорт» – она считалась спортивной, и в ней учились многие спортсмены ЦСКА.
Там я проучился ровно год. В клубе уже играл «под основой», меня начали вызывать в юношескую сборную, и это, видимо, породило новую волну ревности со стороны директора школы, у которой то ли сын, то ли внук моего возраста тоже играл в футбол. Почему-то вообще так получается в жизни, что очень многие люди стараются чужой успех обесценить. Редко когда скажут, что человек заслужил, заработал. Скорее, можно услышать, что тебе просто повезло. А по тону при этом понимаешь, что и повезло-то незаслуженно…
Возможно, все это стало причиной довольно странного ко мне отношения. Я постоянно чувствовал, приходя в школу, что меня стремятся прижать, в чем-то ущемить везде, где только можно. Вот однажды и попросил маму забрать документы. По сути, просто перешел на другую сторону Ленинградского проспекта – там располагалась 41-я школа, которую я благополучно и окончил.
Несмотря на то что школа была для меня новой, чувствовал я себя комфортно: там учились ребята не только из ЦСКА, но и те, кто играл в «Динамо» и жил рядом со школой в спортивном интернате.
Я же ездил на учебу из дома. Просыпался в семь утра, в 7:15 уже садился в автобус, по минутам знал, сколько мне ехать на метро. Уроки обычно делал прямо в школе на переменках, а вот время для выпускных экзаменов пришлось выкраивать отдельно от класса, поскольку я уже довольно часто выезжал с командой на сборы. Но все выбранные предметы я честно сдал. Не скажу, что закончил учебу круглым отличником: в аттестате были и тройки, и четверки, – но пару пятерок я все же заработал.
Для достижения больших результатов нужно иметь большие амбиции и готовность преодолевать трудности.
Человеку не дано знать наперед, как сложится его жизнь, станешь ты знаменитым или умрешь в безвестности. Судьба – она вот такая. Футбол в этом плане не исключение. Во всяком случае, никакого сложившегося намерения стать вратарем у меня не было. И профессии такой, к слову, не было. Это сейчас, допустим, есть Академия Чанова – Акинфеева, куда в 12–13 лет дети приезжают специально для того, чтобы учиться вратарскому искусству. В большинстве клубов такой специализации нет. Кого тренер назначил – тот и вратарь.
Именно так в воротах оказался я сам. Достаточно рано понял, что мне не слишком нравится бегать по полю, к тому же никогда не мечтал о том, чтобы забивать голы. Наверное, мой первый наставник как-то это почувствовал, вот и поставил меня в ворота. И я довольно быстро понял, что у меня неплохо получается.
В любой профессии, думаю, очень многое зависит от того, кого ты встретишь на том или ином этапе собственного развития. В моем случае это были уникальные, легендарные специалисты. Юрий Павлович Пшеничников, Владимир Александрович Астаповский, Вячеслав Викторович Чанов, Ринат Дасаев, Игорь Николаевич Кутепов. Сейчас вот вспоминаю их и думаю: как же мне реально в жизни-то подфартило! Хотя иногда в разговоре с журналистами начинаю перечислять фамилии и по реакции собеседников зачастую вижу: они вообще не понимают, почему это для меня так важно и о чем именно я хочу рассказать.
Наверное, это уже свойство возраста, но мне реально очень хочется, чтобы молодое поколение игроков ЦСКА, и не только тех, кто стоит в воротах, знало нашу великую футбольную историю. Знало о «команде лейтенантов», о людях, которые делали наш клуб великим. Знало о том же Всеволоде Боброве, который был блестящим хоккеистом и одновременно с этим прекрасно играл в футбол, даже ездил с московским «Динамо» в знаменитое футбольное турне по Великобритании.
Первое время все складывалось для меня в клубе не так уж и гладко. Года через три или четыре после того, как Ковач взял меня в свою детскую группу и я успел закрепиться в команде в качестве основного вратаря, тренеру потребовалась какая-то операция. Нам же вместо Дезидерия Федоровича назначили другого специалиста – Алексея Говязина. И я сел в глубокий запас только по той причине, что в ворота встал парень, который был намного выше меня и в два раза мощнее.
Уже потом, когда я стал играть в основе ЦСКА, Говязин как-то мне сказал при встрече, словно хотел оправдаться: «Пойми, мне нужен был гигант в воротах. Вот я и выбрал фактуру. А ты был в сравнении совсем маленьким, так что без обид, ладно?»
С моей стороны обид и не было. Какие могут быть обиды у восьмилетнего пацана по отношению ко взрослому человеку? Ну а потом на моем пути, к моему великому счастью, встретился Павел Григорьевич Коваль, который работал с командой другого года рождения.
Он приезжал на каждую тренировку, называл меня «сынок», да и до сих пор так называет, когда встречаемся. А тогда вдруг начал говорить маме и бабушке: «Давайте я сынка к себе заберу, к мальчишкам, которые на годик помладше?»
Сейчас понимаю, что Коваль, по сути, не дал мне уйти из футбола в тот период. Он много разговаривал не только с родителями и бабушкой, но и со мной. Объяснял, что на лавке я сижу не потому, что плохо играю, – просто ситуация так сложилась. Надо просто перетерпеть, пережить. Но у меня каждый раз слезы наворачивались, как только видел, что тренер направляется ко мне с очередными уговорами. Все-таки успел привыкнуть к ребятам, с которыми играл, да и вообще не видел ничего страшного в том, что не играю. Это ж не навсегда, зачем куда-то уходить? Но Коваль настоял на