С ним мы выиграли все турниры, в которых участвовали. Чемпионаты и кубки Москвы, кубки и первенства России, какие-то международные матчи, в которых если не побеждали, то и не опускались ниже второго места. Дома у родителей где-то лежит коробка из-под обуви – такая у всех ребят тогда имелась, – куда мы свои медали складывали. У меня их целая куча, всяких детских наград.
Наверное, Боженька здесь мне тоже помог, подтолкнул в правильном направлении, хотя по возрастной планке, перейдя к Ковалю, я как бы опустился на ступенечку ниже.
Потом, кстати, очень много думал: почему моя взрослая карьера в ЦСКА сложилась до такой степени удачно? И только сейчас, кажется, начинаю находить ответ. Именно та юношеская команда под руководством Павла Григорьевича дала мне первое в жизни ощущение себя как победителя. Когда я попал в основу взрослого ЦСКА, то уже отлично знал, что такое выигрывать, к чему стремиться и как все это переживать.
Это ни разу не красивые слова, да и описать такие вещи словами не всегда бывает просто. Все происходит на уровне каких-то внутренних ощущений: мощь команды, ее энергетика реально чувствуется на поле, будь то во взрослой команде или юношеской. Тем более что в основу я попал при Газзаеве. В ту самую «золотую» команду, которая растаптывала на своем пути всех, зная, что нужен результат. И добивалась этого результата.
Хотя в тот период, когда я дорос до молодежной команды, далеко не всё и не всегда в моей футбольной жизни складывалось гладко. Это был небольшой период, но достаточно болезненный, чтобы вспоминать о нем с неудовольствием.
Одним из селекционеров ЦСКА тогда был Валерий Васильевич Четверик. Он любит рассказывать, как «нашел звездочку в лице Игоря Акинфеева» и подтянул меня к основному составу, но на самом деле все было несколько сложнее.
В тот год, когда игроки, родившиеся в 1986-м, выпускались из академии, мы должны были играть свой последний матч чемпионата России в Самаре. Меня уже начинали привлекать к тренировкам с молодежной командой клуба, но к играм не подпускали. У Четверика в этом плане были собственные фавориты, которых он всячески пытался продвигать: Дима Солоненко, Максим Рукавишников, – а я был лишь на третьем месте.
Морально это было очень тяжело. Если Солоненко и Рукавишников постоянно менялись, играя по матчу, по два, то я продолжал сидеть в запасе. Не питал вообще никаких иллюзий, что меня могут выпустить на поле в какой-то из игр. Собственно, это и стало главной причиной того, что за всю свою молодежную карьеру я провел всего десяток с небольшим матчей.
Вот и в год моего выпуска из академии возникла непростая ситуация. На носу чемпионат России в Самаре, меня и еще пятерых ребят оттуда выдергивают под тем предлогом, что нужно сыграть какую-то игру за «молодежку». Я экстренно возвращаюсь в Москву, приезжаю на уже обновленную «Песчанку», где к тому времени Евгений Леннорович Гинер положил два новых футбольных поля, и там выясняется, что имена всех, кто приехал, стоят в заявке, но меня там нет. То есть и в Самаре не сыграл, и в Москве вроде как никому не нужен.
Было ли это сделано специально? Возможно, что да. Но мне на тот момент было всего 15 лет, и я вообще не был способен о чем-то думать, кроме собственной обиды. Даже слезы сдерживал с трудом: ради чего я сюда вообще приехал? Ну ладно, на матч не поставили, – но хотя бы в заявку можно было внести, раз уж игрок специально ради этого из другого города сорвался?
С годами я стал смотреть на всю ту историю с улыбкой, но каждый раз ее вспоминал, когда слышал рассказы Четверика о том, как он «нашел молодую звездочку» в моем лице и «всячески ее продвигал». Вот, в принципе, вся моя история с молодежной командой.
Был ли мой столь стремительный переход во взрослый футбол фактором везения? Наверное, да. Думаю, этот фактор велик у любого спортсмена, который чего-то добился. Если судить по моей карьере, мне действительно много в чем везло. Например – перейти из юношеского футбола в молодежную команду. Или попасть в основной состав ЦСКА, когда основной вратарь клуба получил травму. Реально ведь было колоссальным везением получить такой шанс в 16 лет, притом что на тот момент я не попадал в заявку даже в «дубль». И вдруг мне домой звонит Олег Геннадьевич Малюков, директор академии на тот момент, и говорит, чтобы я приехал на тренировочную базу в Архангельское. Объяснил, что в ЦСКА сложилась проблематичная ситуация с вратарями, Веня Мандрыкин, царство ему небесное, получил травму. Даже пояснил, что Юрий Николаевич Аджем, который тогда тренировал армейскую «молодежку», рекомендовал Газзаеву меня посмотреть и тот якобы что-то во мне увидел. Поэтому, мол, меня и дозаявили.
Все это воспринималось как нечто абсолютно нереальное, особенно с учетом моего горького опыта пребывания в молодежной команде. И тут вдруг мне говорят про основу ЦСКА!
Дальше все воспринималось как в калейдоскопе. Малюков заехал за мной на своем небольшом мерседесе, привез меня на базу, охранник выдал ключ, я оставил в номере сумку и пошел к Валерию Георгиевичу. Тогда, собственно, я и увидел его в первый раз.
Наверное, всю свою жизнь буду помнить те несколько минут нашего первого разговора. Газзаев сказал: «У тебя есть шанс, так что все в твоих руках. Тебе шестнадцать? Я не смотрю на возраст, единственное, что для меня важно, – это как ты в свои шестнадцать будешь играть».
Я даже не размышлял, чтó может стоять за этими словами. Просто поверил тренеру – и все. Пока ехал на базу, конечно же, думал о том, что просто так меня никто никуда вызывать бы не стал. Что, видимо, тренеры хотят таким образом потихонечку подтягивать меня к основному составу. Но подсознательное напряжение и какая-то безумная внутренняя боязнь происходящего оказались настолько велики, что сразу после разговора с Валерием Георгиевичем я вернулся в комнату, которую мне отвели, упал на кровать и проспал целый день. Вечером в таком же состоянии внутреннего мандража пришел на тренировку, понимая, что мне надо любой ценой выжать из себя максимум.
О том, чтобы понравиться конкретно Газзаеву, я не думал вообще: все-таки главный тренер команды обычно занимается теми ребятами, которые играют в поле. У вратарей в ЦСКА был Вячеслав Викторович Чанов, который проводил вратарскую разминку. С ним я немного позанимался чисто вратарскими упражнениями, а вот когда пошла основная работа, у меня вдруг все стало получаться; абсолютно все.