– А вот и наши счастливчики, – голос ее был резким, как скрип напильника, и словно пропитанным ядом. – А мы-то вас заждались.
Мужчина, который внезапно оказался рядом с ней, был явным глизеанцем. Размером с Гесса, с такими же гибкими и хищными линиями форм. Его кожа была гладкой и лишённой растительности, но в отличие от жемчужно-перламутрового оттенка Гесса, она имела глубокий чёрный цвет, сияющий, как отполированный обсидиан. Его волосы – густые, медно-рыжие – были убраны в низкий, идеально гладкий хвост. Глаза – те же черные, без белка, пугающие своей нечитаемой пустотой. Для меня, лигнянки, он выглядел как демон из древних легенд – могущественный и страшный.
Кира, угрожавшая нам пушкой, была полной противоположностью его привычного образа. Она была невысокой, но мускулистой, с кожей оттенка мокрого пепла и гладко выбритой головой. Её черты лица были грубыми и угловатыми, а в тёмных, почти чёрных глазах мерцали искры безумия и отчаяния. В руках она держала не просто оружие, а огромную, двуногую конструкцию. Именно она, с перекошенным от гнева лицом, направила оружие не на своего чернокожего «собеседника», а на нас.
– Стоять! – В ее голосе громко звучала ненависть. – Кладе́шь его на пол, глизеанский ублюдок! Он мой! Мой лидер! Он откроет мне лифт!
В этот момент ее собственный дрон-наблюдатель, зависший над ними, оглушительно и бесстрастно провозгласил:
«Напоминание: роли лидера и ведомого в паре фиксированы и не подлежат смене в ходе Игры. Нарушитель будет дисквалифицирован».
– Заткнись! – яростно прошипела она в сторону дрона, не сводя ствола с Гесса. – Правила для слабаков! А я… я добьюсь победы! Любой ценой!
И тут ее взгляд скользнул с бессознательного Зориана на Гесса, и в ее глазах вспыхнула новая, отвратительная надежда.
– Хотя… Зачем он мне, этот хлам? – Кира мерзко усмехнулась. – Ты же тоже лидер, да, аристократ? Я видела, как вы с ней… – Ее взгляд на мгновение презрительно скользнул по мне. – Идеально. У меня есть для тебя новая ведомая. Будешь таскать мое оружие. Или… – Ее палец плотнее лег на спусковой крючок. – Я разнесу твоему другу голову прямо у тебя на плече. А девку сожгу. Она в вашем тройничке явно лишняя. Выбирай. Станешь моим рабом или станешь могильщиком?
Гесс замер, превратившись в изваяние. Он был в ловушке, и каждый мускул его тела кричал о бессилии. Рывок вперёд – и плазменный заряд разорвёт Зориана, которого он нёс на себе, как ношу чести. Отступление – и он подставит под удар меня. Я чувствовала, как его разум, этот всегда отточенный инструмент, метался в патовой ситуации, сканируя варианты с бешеной скоростью и отбрасывая их один за другим – негодные, смертельные, невозможные.
И сквозь этот вихрь его отчаяния я чувствовала её. Сознание Киры было похоже на гниющую рану – липкое, дурно пахнущее психическое месиво, замешанное на животном страхе, алчности и той всепоглощающей ярости, что рождается лишь в бездне. Этот смрадный поток был направлен на самое святое, что у меня есть. На мой мир. На мою любовь.
И в тот миг во мне не просто щёлкнуло. Во мне обрушилась дамба, сдерживающая океан.
Перед моим внутренним взором всплыли воспоминания, острые и ясные: мои пальцы, излучающие целебную энергию, кропотливо сшивающие разорванную плоть на шее Гесса. Я вспомнила, как успокаивала бушующую боль, направляя нервные импульсы по безопасным путям, как настраивала живой инструмент, возвращая ему гармонию.
А что, если сыграть эту мелодию наоборот? Не заживлять, а разорвать? Не настроить, а сорвать струну с таким треском, чтобы она больше никогда не зазвучала? Просто… мысленно пережать тот самый жизненный поток, что я когда-то возрождала. Остановить насос, что неустанно гнал алую реку по её венам.
«Нет!» – внутренний вопль эхом отозвался в моей душе, оставив после себя ледяную пустоту. Это был голос монахини из храма Создателя, голос, который учил бережно относиться к каждой искре жизни. «Я не могу стать убийцей. Я целительница».
– Решай, ублюдок! – оглушительный рёв Киры врезался в мои мысли, как кусок ржавого железа. Её палец, толстый и сильный, уже начал своё неумолимое движение. – Три…
Всё. Сейчас грянет выстрел. И не станет Гесса. Он просто физически не может с ней согласиться. Нас с Зорианом она не оставит в живых. Это конец. Через мгновение исчезнет наше будущее. Растает то хрупкое чудо, которое мы с таким трудом создали в зловещем жерле Майрана.
И в этой предсмертной тишине, на самой грани, родилось новое знание. Оно пришло из глубин моей сущности, из инстинкта, который древнее любой религии.
Это не была атака. Это был акт защиты. Право отвести руку убийцы.
Право на жизнь.
Я не стала искать сложных путей. Просто… сосредоточилась.
Словно настраиваясь на тончайшую частоту. Представила ту самую артерию, знакомую до мельчайшего волокна, ту, что когда-то сшивала на шее Гесса. Мысленно перенесла её образ на Киру.
И сжала.
Не физической силой, а силой воли. Ментально. Беззвучно. Это было не действие, а прекращение его. Как отключение света в комнате, в которой больше никто не живет.
Кира не успела договорить до конца. Её глаза, секунду назад полыхавшие яростью, внезапно расширились до невероятных размеров. В них мелькнуло короткое недоумение, быстро сменившееся ужасом осознания, а затем её охватил первобытный, животный страх перед неизбежным Ничто… Чудовищная пушка выпала из её ослабевших пальцев и с грохотом рухнула на камни. Кира схватилась за горло, будто пытаясь нащупать ускользающую жизнь. Из её искажённого рта вырвался хриплый стон – последний вздох. Ее тело рухнуло на землю, как подкошенный исполин, содрогнулось в последнем, чудовищном спазме агонии и застыло неподвижно.
В гроте воцарилась абсолютная тишина, словно сама пещера замерла в ожидании. Даже дрон, этот болтливый предатель, внезапно умолк.
Я замерла на месте, не в силах пошевелиться или отвести взгляд от того, что осталось от Киры. Мои руки тряслись мелкой, предательской дрожью. Внутри царила ледяная, оглушающая пустота. Белый шум.
Я только что перечеркнула чье-то существование.
Сознательно. Хладнокровно. Окончательно.
Но через внутренний вакуум пробилось новое ощущение – мощное, тёплое ментальное прикосновение. Оно окутало моё замёрзшее сознание, словно мягкое шерстяное одеяло, растапливая лёд, сковавший меня изнутри.
«Си…» – пророкотал в моей голове голос Гесса, и в нем не было ни капли ужаса или осуждения. Лишь бездонная, тихая скорбь, полное понимание и… бесконечная благодарность. «Моя девочка… Моя сильная, храбрая девочка. Ты снова спасла нас. Люблю тебя».
Он медленно,