Казалось, все они убивали время, на самом деле – время убивало их. Время постоянно убивало своих пассажиров. Никто толком не знал, какая станция будет для них конечной.
– Ты что-то сказал? – оторвала взгляд от стола Элла.
– Я про время. Все это время мы могли бы целоваться.
– Да, дорогой, сейчас сорвем куш и уйдем, – развернулась она к Нежинскому и врезалась своими ртом в его губы. Глаза закрылись, губы открылись. Поцелуй был вкусным, но никто не обратил на него внимание, все были заняты одной игрой. Они азартно смотрели на красное сукно, словно быки на красную тряпку. Крупье чувствовал себя тореадором. Он хладнокровно принимал ставки, все игроки тоже были фишками в его руках.
– Я не знал, что ты любишь деньги сильнее меня.
– Теперь ты знаешь, почему я закрываю глаза, когда целуюсь.
– Почему?
– Я вижу тебя богатым.
– Я уже богат.
Элла многозначительно посмотрела на Нежинского.
– Ведь у меня есть ты. Поэтому я тоже закрываю глаза.
– Знаю, Веня, знаю. Ты закрываешь глаза на мои шалости. За это я так люблю тебя, Венечка, – снова повернулась к столу Элла, где шарик рулетки загипнотизировал ее вместе с остальными.
– Я вижу тебя обнаженной, – закончил мысль Нежинский. Но Элла уже была далеко. Зрачки ее скакали вместе с металлическим шариком по цифрам и клеткам.
Нежинский закурил и посмотрел на игровой стол: «Что за люди, что за вкусы, им бы только денег, даже зрелищ не надо. Неужели для таких я тоже пишу стихи?»
В какой-то момент он почувствовал себя шариком, который скакал в рифму и, наконец, запрыгнул в свою ячейку, словно в последний вагон уходящего поезда. Пассажиры наблюдали: успеет – не успеет.
– 23 черное, – произнес крупье. И все пассажиры посмотрела на него с негодованием, пытаясь объяснить ему, что он перепутал вагон.
– Я же говорила, – повернулась Элла к Нежинскому. – Нельзя все ставить на красное.
Крупье двинул кучку фишек к рукам Эллы. Глаза ее радостно заблестели, как кольца на длинных пальцах.
– Мы выиграли, Веня! – хотела она расцеловать крупье, но Веня был ближе, и она поцеловала Веню. – А ты все красное, красное.
– Я всегда верил в женскую интуицию, она тебя не подвела. Странно, что ты так радуешься этим фишкам. Даже когда я прихожу, ты не так рада.
– Ты – не деньги. Они приходят по-другому. Это трудно объяснить.
– Значит, ты ничем не отличаешься от всех этих, – обвел он взглядом вагон.
– Только тем, что я победила.
– Какая глупость. Это же так глупо, быть созданным только для побед, дорогая.
– Хорошо, что в Эрмитаж не пошли, – собирала Элла в стопочки свои драгоценные фишки.
– Неужели тебе свое богатство ближе народного? – усмехнулся Веня.
– Да, на свое можно любоваться вечно. Пойдем, пока не проиграли, – собрала она в коробочку фишки, слезла со стула и двинулась к кассе, чтобы обменять их на деньги. Нежинский затушил сигарету в пепельнице и последовал взглядом за ней. Пассажиры посмотрели вслед и облегченно вдохнули.
Нежинский любил наблюдать за Эллой со стороны. Он видел, как она сначала торопилась, как потом замедлилась, сойдя с эмоциональных качелей, вспомнив о себе, грациозно подошла к кассе.
Там Элла неожиданно столкнулась с мужчиной в идеальном черном костюме, с укладкой и улыбкой за пазухой.
– Кого я вижу! – подняла руки Элла.
– Элла. Какими судьбами? Да ты не с пустыми руками. Сколько подняла?
– Хватит на хорошие духи.
– Я знал тебя еще скромной.
– А тебя сюда еще пускают. Ты же в черном списке во всех казино.
– Ну, а куда они денутся. Кто-то должен приносить кассу.
– Так ты на них работаешь?
– А что делать.
– Поняла. А мне окажешь услугу?
– Любые капризы за вашу красоту, Элла.
– Кто это был, – спросил Веня, помогая надеть шубу на плечи Элле.
– А, фокусник один знакомый.
– Сразу видно, шулер.
– Ты его знаешь?
– Нет, но вид у него жуликоватый.
– Ты за меня испугался?
– Ну, конечно, тебя могли украсть.
– Знал бы ты, как этого иногда не хватает. Вот хотя бы сегодня. Утро было доброе, я – нет. Во сне кто-то хотел украсть меня в Париж одним большим чувством, а я кричала: «Нет, мне надо на работу…»
* * *
Зоран читал материалы дела и не мог остановиться. Он шел по улицам Питера, узнавая в нем совсем другого человека. Вчера его звали Петроград, а сегодня Ленинград. Санкт-Петербургов Ленинград Петроградович. И все эти разговоры о том, что люди не меняются, казались ему полной ерундой. Еще как меняются, потому что меняются города. А люди, являясь их содержимым, становились другими, сами того не замечая. Они стали быстрее ходить и чаще оглядываться. Страх и неопределенность не давали им покоя. Он видел, как идут навстречу ему Элла и Нежинский, они обнимались и целовались, казалось, что их не коснулось время, но это было только внешнее впечатление. Они шли в одном направлении, но не зная куда. Теперь все торопились куда-то, но не понимали зачем.
Элла и Веня
Коричневый с узорами шарфик вторил обстановке в ресторане отеля. И кто у кого сидел на шее, становилось риторикой. Вероятно, она хорошо знала этот ресторан, она никогда не платила здесь за себя. И в этом шарфике она здесь сразу была своя. Свои всегда вызывают доверие.
У этой женщины все было продумано, каждая мелочь… должна была сочетаться с другой мелочью. Голубое платье с голубыми глазами, цвет фильтра сигареты с цветом волос. Так же и Нежинский должен был сочетаться браком с безделушкой, которую она найдет подходящей. Она выбирала, листая меню в ресторане.
– Что ты там такое увидела? Госпожа Меню, на вас нет лица, – попытался отвлечь ее шуткой Веня.
– На мне нет и трусиков, если что. Но тут ничего.
– Ты опять впереди планеты всей. Я уверен, придет время, и мир перестанет стесняться своего тела. Надо иметь смелость сниматься в прозрачном платье, под которым только ты и никакого белья.
– Я тоже всегда думала, что содержание