Перевод выполнен по авторской рукописи Уэды Акинари «Свиток Тэнри».
Ханкай
Заключительная новелла «Ханкай» занимает особое место в сборнике, как самая большая по объему и наиболее последовательно развивающая образ главного героя, разбойника по прозвищу Ханкай. Эта новелла созвучна с предыдущей новеллой «Сутэиси-мару», также названной по имени центрального героя. И Сутэиси, и Ханкай – простолюдины из глубинки, изображенные в начале как великаны, силачи, гуляки, охотники до вина, а в конце – как люди, пришедшие к нравственному мужанию. Оба проходят через насыщенную символическим значением ситуацию «разрыва с родным домом», оба обвиняются в убийстве, оба приходят к раскаянию самостоятельно и спонтанно. Ханкай становится праведным монахом, настоятелем храма в районе Митиноку – в тех местах, которые были родиной Сутэиси и которые он вынужденно покинул. Формальная перекличка между новеллами также важна для объединения их под одной обложкой. Например, мотив «волшебного полета» мы встречаем не только в новелле «Ханкай», но и в новелле «Одноглазый бог», в обоих случаях он связан с образом мифических существ тэнгу. Гора Дайсэн, откуда был унесен на острова Оки герой новеллы «Ханкай», считалась местом обитания тэнгу.
Если говорить об источниках сюжетных мотивов новеллы «Ханкай», то притча о монахе, который возвращает грабителю припрятанную монету, известна из средневековых буддийских рассказов. Акинари скорее всего основывался на их переработке в сборнике «Досуги у окна» (Мадо-но сусами, 1724). Автор сборника Мацудзаки Канран (1682–1753). В новелле «Ханкай» можно указать и на ряд заимствований из китайского романа «Шуй ху чжуань» («Речные заводи»). Перечислим сцены из новеллы, восходящие к «Шуй ху чжуань»: 1) составление словесного портрета Ханкая, 2) совместная пирушка членов шайки перед разбоем, 3) камуфляж разбойника под странствующего монаха, 4) увлечение Ханкая игрой на флейте, 5) поражение героя в старом храме от самурая, знатока воинских искусств, 6) кончина Ханкая в облике восьмидесятилетнего настоятеля. Способ заимствования лишь отдельных мотивов не идет ни в какое сравнение с почти буквальным изложением китайских новелл-прототипов в сборнике Акинари «Угэцу моногатари», написанном тридцатью годами ранее.
Язык новеллы «Ханкай» необычен для японской литературы начала XIX в. Большинство жанров популярной прозы в то время имели четкое разделение (даже графическое) между репликами героев, максимально приближенными к разговорной речи своего времени (с вульгаризмами, диалектизмами и т. д.), и авторскими ремарками на письменном языке бунго, сложившемся к XIII в., а в XVIII в. уже оторванном от разговорной речи. В новелле «Ханкай» реплики героев представлены очень широко, однако они не похожи на стенограмму живой разговорной речи. И речь героев, и авторское повествование основаны на японской лексике, встречающейся как в древнейших памятниках письменности, так и в современном японском языке. Это наиболее устойчивый лексический слой языка. Уэда Акинари предложил свое решение насущной для того времени задачи выработки литературного языка, соответствующего потребностям эпохи.
Первая часть рассказа «Ханкай» традиционно публикуется по авторской рукописи Уэды Акинари, «Списку Томиока», а отсутствующая в «Списке Томиока» вторая часть – по авторской рукописи, хранящейся в библиотеке Тэнри.
Повесть родилась из «судебной хроники», что не редкость в литературе эпохи Эдо. Существование запрета на изображение современных событий в драме и прозе авторы привыкли обходить, перенося всем известные городские происшествия в прошлые века, – «Повесть Западных гор» заканчивается словами: «Люди говорят, что случилось это в Средние века».
В суде города Киото, проходившем в конце 1767 г., дело об убийстве крестьянином Ватанабэ Гэнтом его младшей сестры, имевшей тайную любовную связь с сыном деревенского старосты, рассматривалось как родительское наказание непокорного чада за прелюбодеяние. Многие современники оправдывали поступок брата, и не только ради торжества конфуцианской морали, но ради восстановления престижа самурайского кодекса чести. Крестьянин Гэнта убил сестру, запятнавшую честь рода, – стало быть, понятие чести усвоили даже простолюдины! По решению суда Гэнта после двухмесячного заключения был отпущен под поручительство деревни.
Сам Гэнта не считал себя простым крестьянином – он вел свою родословную от легендарного воина X в. Ватанабэ но Цуны, одного из четырех телохранителей полководца Минамото но Ёримицу. К этому же роду принадлежал и отец юноши, Ватанабэ Дандзи, но он был богаче и, как глава деревни, выше стоял на социальной лестнице. В «Повести Западных гор» это отражено в отношениях двоюродных братьев Омори Ситиро и Омори Хатиро.
Аятари увидел в «Инциденте Гэнта» историю несчастной любви, а также повод для восхваления самурайской доблести и чести, верности долгу. Своего главного героя, Ситиро, Аятари сделал потомком воина XIV в. Омори Хикосити, которого, по легенде, преследовал призрак поверженного полководца Кусуноки Масасигэ, стремившийся вернуть свой боевой меч. Эта легенда отражена в пьесе для театра кабуки, где истории возвращения семейного сокровища (символа чести рода) часто обрамляли сюжет. Подобное обрамление мы видим и в «Повести Западных гор»: Ситиро похищает из храма и возвращает в семью трофей своего предка, меч, и в соответствии с буддийским законом причинности следует возмездие – от этого меча погибает его сестра.
Конфликт долга (гири) и чувства (ниндзё) – традиционная пружина действия драмы эпохи Эдо – в «Повести Западных гор» также присутствует и традиционно разрешается в пользу долга. Любящий свою сестру Ситиро вынужден ее убить ради сохранения чести рода, но девушка и сама с готовностью принимает смерть, и мать ее тоже не видит иного выхода. Следующая дилемма – осуществлять или нет кровную месть родственнику и «мнимому злодею» Хатиро, не допустившему соединения любящих? Поскольку отомстить означало бы оскорбить мать, старейшину общего для Ситиро и Хатиро рода Омори, от мести приходится отказаться. Это оправдано тем, что Хатиро оказывается мнимым злодеем – он не допускал свадьбы сына и сестры Ситиро лишь потому, что в этом случае гадатель предрек обоим смерть. Повесть заканчивается миром и благоденствием рода Омори, а влюбленным, которых разлучила смерть девушки, предлагается нетривиальный способ продолжать видеться во сне, для этого надо лишь, чтобы юноша отказался от посмертной нирваны и «не шел по Пути Будды».
Важной для Аятари была дидактическая задача: дать пример хорошего литературного стиля, основанного на классических произведениях. Автор снабдил свою повесть междустрочным комментарием, в котором указано 15 источников заимствования образов и лексики, начиная с историко-мифологического свода «Кодзики» (712) и кончая стихотворной антологией Сэндзай вакасю («Собрание японских песен за тысячу лет», 1183).
По-видимому, не случайно наибольшее количество авторских ссылок приходится на старейшие литературные памятники: стихотворную антологию «Манъёсю» (113 ссылок), хроники «Нихонги» (53 ссылки) и «Кодзики»