– А почему, – встрял Джейми, – твоя мама тоже к нам не переедет? Пещера у нас большая!
Леди Тортон уже хотела было что-то возразить, но Рут ответила первой.
– Ей нельзя, – сказала она. – Не разрешает британское правительство.
– Потому что вдруг она шпион, – сказала я.
– Именно, – устало откликнулась Рут. – Потому что вдруг она – шпион.
Глава 23
В тот вечер Сьюзан сама наложила нам всем еду в тарелки и аккуратно поставила перед каждым его порцию. Порция включала вултонский пирог – печёное месиво из овощей с овсянкой. Только у меня и (я позаглядывала в тарелки) заодно у Джейми и Рут к овощам были примешаны также мелко нарезанные кусочки ягнячьей вырезки. Мясо и соус, тот самый, на вине и розмарине. А в тарелках Сьюзан и леди Тортон их не было.
С мясом и вултонский оказался очень даже ничего.
Леди Тортон потыкала еду вилкой и подняла глаза на Сьюзан:
– Это что, какое-то наказание?
– Разумеется, нет, – ответила Сьюзан. – Просто мы с вами съели свои порции вчера. Нормирование ведь для того и ввели, чтобы каждый смог получить свою порцию.
Рут метнула на меня блестящий взгляд. Она не улыбнулась, но мне показалось, что она держала улыбку в уме. Я тоже взглянула на неё, держа в уме ответную улыбку.
Мяса мы и впрямь после этого больше не видели целых две недели кряду. Талоны ведь наши кончились, а сверх них достать ничего было нельзя – разве что купить на чёрном рынке, то есть незаконно, в обход нормы. Это леди Тортон вполне могла бы – деньги позволяли, но вот честь, как она сказала, нет.
Погода в феврале держалась холодная и промозглая. Солнце поднималось поздно, а садилось рано, и если добавить к этому светомаскировку, то любому покажется, что он живёт в пещере. На Сьюзан напала хандра. Такой подавленной, как раньше, когда мы только к ней приехали, она больше никогда не бывала – вставала каждый день, что-то делала; но улыбалась теперь крайне редко и спала, по-моему, дольше, чем надо.
Одним утром я сидела за учёбой, и она что-то совсем в меня не лезла. Рут окопалась у себя наверху со своей математикой, Джейми ковырялся в садике, пытаясь вскопать грядку в промёрзлой земле. Сьюзан сидела в забытьи за швейной машинкой, перекалывала булавки с места на место, но строчить ничего не строчила. В конце концов я отпихнула свою грамматику и спросила:
– А почему драконов не дрессируют?
– А? – подняла голову Сьюзан.
– Фред говорил, что в предыдущей большой войне лошади тоже участвовали.
– Ну да, – ответила Сьюзан. – Как и во всех войнах до этого. Но ведь в наши дни против танков, истребителей и тяжёлой артиллерии в них немного толку.
– Вот именно. Так почему бы не приручить драконов? – Над этим я давно размышляла. – Таких, которые летучие. Можно было бы забрать их из зоопарка, надрессировать и науськивать на немецкие самолёты. Никаких лётчиков не надо. – И тогда бы, к примеру, Джонатану больше ничего не угрожало.
По лицу Сьюзан расплылась неуверенная улыбка.
– Ада, – осторожно так спрашивает она, – ты ведь понимаешь, что драконы это мифические создания?
Осталось узнать, что значит мифические. Смотрю на Сьюзан в упор – она и говорит:
– Воображаемые. Выдуманные. Ненастоящие. Сказочные. – Кашлянула вроде, потом слышу – из-под кашля смех вовсю пробивается. – Ох ты Господи… прости, пожалуйста… отлично, просто отлично! Дрессировать драконов… – Она рассмеялась в голос. – Вот бы Гитлеру досталось. Пара, значит, летучих батальонов, впереди – Георгий Победоносец…
Ни разу я ещё не видела, чтобы Сьюзан так хохотала.
Хватаю первый попавшийся предмет – грамматику – и как запулю ею через всю комнату в Сьюзан! Чуть не угодила в леди Тортон, которая как раз в этот момент зашла в дом. Она книжку подняла, странички ладонями разгладила и говорит строгим голосом:
– Ада, ну кто кидается книгами.
А Сьюзан всё гогочет.
– Ой, не могу… Просто не могу…
– Не могу что? – уточняет леди Тортон.
– Она предлагает надрессировать драконов и натравить их на Гитлера, – сквозь смех поясняет Сьюзан.
– Никто ж мне не сказал, что их не бывает! – кричу я.
Тут леди Тортон задумалась.
– А жаль, что не бывает, – говорит. – В остальном план замечательный. Только, боюсь, у немцев нашлись бы свои.
– И ещё здоровее наших, – поддакивает Сьюзан. – Могучее, плечистее. Светловолосее… – Смотрю, её опять от смеха распирает.
– Откуда мне, чёрт возьми, знать, что настоящее, а что нет?! – Так ведь всякое терпение потеряешь. – Никто мне ничего не рассказывает!
– Ада, – говорит мне Сьюзан уже спокойнее, – прости, что меня это так рассмешило. Только давай по-честному. Я же тебе постоянно всё рассказываю.
– Сказки, – вдруг говорит леди Тортон. – Тебе, Ада, нужны сказки. Сначала начитаешься сказок, потом сможешь взяться за мифологию. Я прихвачу что-нибудь из особняка.
– У вас что, – не поняла я, – дома ещё книги есть? – С собой леди Тортон принесла довольно много.
– Ой, ну что ты, конечно. Большая часть так и стоит в библиотеке.
Подумать только. В библиотеке. У них прямо в доме есть собственная библиотека.
И леди Тортон принесла груду книг со сказками. Весь остаток промозглого февраля Сьюзан читала их нам с Джейми по вечерам. После каждой истории она разбирала, что правда, а что вымысел. По большей части я могла бы и сама угадать – я же знала, например, что животные не умеют разговаривать, а люди летать, и дети не рождаются такими маленькими, чтобы уместиться в чайной чашке. Но вот почему лошади бывают, а единороги – нет, мне было не понять. Да и с идеей драконов не хотелось расставаться. Это же просто ящерицы с крыльями – почему нет? Ангелы ведь тоже крылатая версия людей. Трудно было нащупать разницу.
Ради сказок даже Рут стала спускаться к нам.
– По-английски мне их ещё ни разу не доводилось слышать, – сказала она как-то раз.
Джейми спрашивает:
– А по-немецки что, есть сказки?
Как-то сложно представить, чтобы немцы рассказывали сказки.
Рут приняла обиженный вид – хотя, по правде-то, у неё он всегда был обиженный.
– Ну конечно, есть, – отвечает. – Большая часть этих сказок изначально по-немецки и была написана. Они к вам из Германии пришли.
Я бы ни за что не поверила, но леди Тортон поджала губы и говорит, мол – правда.
– Братья Гримм были немцами, – коротко пояснила она.
Как-то не ожидаешь, что из Германии вообще что-то хорошее