– Я тогда ружье вскинул, приготовился, – вновь вставил Митряй, – испужался шибко за Данилыча.
– А „хозяин" возится в кустах, рычит, а не вылазит… Я встал тогда, ковш зачем-то в руки взял, стою, а бежать не могу. Ноги приросли к земле и ни шагу, ей-ей. А он все ближе, ревет оглашенно, хоть уши затыкай. Я совсем обмер. Себя не чувствовал со страху, право ей-богу! Митряя-то не видел еще, думал, я один в лесу-то. Да, сынок, крещусь про себя, а картуз на голове ходуном ходит – волосы дыбом встали… Молитвы вспоминаю, да зря, забыл все сразу… Вышибло из головы-то. Смотрю в кусты, а они шевелиться начинают… А потом, ребятушки вы мои, сам вышел. Вышел и лапу лижет, скулит… Не сразу меня-то поприметил. А что тут? Всего, чай, аршин семь-восемь было. Голова огромная и ростом… с теленка будет. Я стою и ковш в руках. А что ковш? С бабами воевать только! А медведь тем моментом увидел меня, зарычал сначала, зубы оскалил и в кусты полез, да вернулся. Право ей-богу, вернулся, встал – и ко мне, как человек идет… Я совсем замер. Ноги холодеть стали… Голову в жар бросило… А он идет, скулит, как собака, и левую лапу перед собой несет…
– Я стрелить хотел, да боялся в Данилыча попасть, – вставил Митрий.
– Стрелить, стрелить! Сам, поди, забыл враз с которого конца и ружье заряжается! Да, сынок, так вот стою я, не дышу, а медведь подходит ко мне и лапу сует… Право ей-богу, как здоровается… А я тут посмотрел на лапу-ту и страх-от как рукой, скажи, сняло! У него, дьявола, право ей-богу, в лапе занозища сидит здоровая. Лапа-то распухла, гноится уж… Он и ревел от боли-то. Увидел я занозу и, не долго думая, раз ее и долой!…
– Вытащил?
– Вытащил, право ей-богу! А он посмотрел на меня сбоку, повертел башкой туда-сюда, повернулся – в кусты ушел, а я стою на месте. Сначала не знал, побечь или не побечь… Потом побег, да на Митряя и налетел! Право ей-богу, чудом спасся! Он, медведь, умный» с мозгой, зря не трогает. А до чего понятливый! К человеку пришел – помощь требовалась. К слову сказать, зверь, коров задирает, а тут на тебе, как ребенок больной. Да-да… Век не забуду. Вот, сынок, проживешь с мое в лесу, всего насмотришься, право ей-богу! Другой раз сам не веришь, что было. Оттого и люблю лес. В нем все есть… Его только понимать надо… Любить надо, сынок… А не любишь, не понимаешь,, уходи, погибнешь, право ей-богу…
Дед замолчал и задумался. Козья ножка, вспыхивая красным огоньком, то и дело освещала усы. Тихо потрескивал костер. Тонька, свернувшись клубочком, спала у ног Митряя. Отблески костра бесшумно бегали по белым стволам б$-рез. Где-то далеко кричали сонные утки. Говорить не хотелось.
Я закурил и лег на спину, глядя в глубокое черное небо, усыпанное бледными уральскими звездами… И казалось мне, что видел я золотого петушка и слышал я о медведе с занозой во сне или что я – маленький и бабушка только что рассказала мне на ночь прекрасную новую сказку…
КРЫЛАТЫЕ ВЕСТНИКИ
Очерк и фото Б. Рябинина
Центральный совет Осотвиахима объявил всесоюзный смотр-конкурс на лучшее достижение в области хозяйственного применения почтовой голубесвязи. Конкурс продлится до 1 ноября. Лучшие станции почтовых голубей будут премированы. (Из газет)
Из-за забора, с громким хлопаньем крыльев, взметнулась стая голубей. Переходившая улицу старушка от неожиданности оступилась в лужу и рассерженно заворчала:
– Тьфу, нечистый дух! Испужали, как лешаки!
За голубями из ворот выскочила стайка мальчишек. Оживленно жестикулируя, задрав в небо вихрастые головы, они следили за полетом стаи. За ребятишками вышел неторопливо мужчина. Голуби, покружив в вышине, так же внезапно, как и взлетели, опустились на крышу дома. Мальчишки ринулись к ним.
– Спокойнее, ребята, – остановил их мужчина. – Дайте им крылышки пооб-щипать, к месту привыкнуть.
Старуха сердито обернулась:
– И ты туда же? Глядеть – большой, а ума не нажил – с ребятами птицу гоняешь. Постыдился людей-то бы!
– Да что стыдиться-то, мамаша? Не больно зазорное дело. Для армии готовим!…
– Сказан-уул тоже, для армии, – оборвала его старуха. – Для армии, чай, солдаты требоваются, ружья да пушки, а не божья тварь – птица. – И, сердито плюнув, зашагала дальше.
Мужчина засмеялся.
– Слышали, ребята? Говорит, не нужны наши голуби…
– Ну, дядя Степан, она старая, отстала от жизни, – загалдели ребятишки, – вот и каркает невпопад…
– Знаю, знаю, что вы у меня голубеводы наславу. Ну, пошли голубей снимать. Пора!
* * *
Командир корпуса нервно кусал кончики усов. Окружающие молчаливо ждали. „Что делать" – сверлило у всех. И надо же случиться такой оказии: в то время, как здесь, на передовой линии боя, после жестокого артиллерийского обстрела, противник начал явно сдавать – пришло это грозное сообщение. Потеряна связь с 3-й дивизией. С той самой, что спешно была брошена в обход неприятеля. Противник сжимался в кольцо…
Война полна неожиданностей. Где-то в огромном действующем организме армии отказался служить один только винтик, и близкая победа сразу стала далекой и сомнительной. Потеря связи грозила свести насмарку весь замысел командования.
Что делать? Продолжать бой – а вдруг дивизия обнаружена и сейчас отбивается от вдесятеро сильнейшего неприятеля? Двинуться на подмогу – это значит ослабить центр и выпустить инициативу из рук. Да и легко сказать – двинуться на подмогу. А куда? Местонахождение дивизии неизвестно… Медлить нельзя. Малейшее промедление грозит катастрофой, гибелью тысяч людей, поражением…
Комкор встал. Командиры встрепенулись. Сейчас вылетит решающее слово… Но головы всех вдруг повернулись на стук копыт. К штабу подскакал ординарец. Соскочив на ходу, он бросил поводья, торопливо подбежал и отрапортовал придушенным от быстрой езды и бега голосом:
– Товарищ комкор… Получено сообщение от дивизии… Голубеграмма… – Протянул руку. На раскрытой ладони лежал блестящий алюминиевый цилиндрик с белеющим рулончиком бумаги на конце…
Сегодня, 12 августа, сад Свердловского облпрофсовета оживлен более обычного. Несмотря на ранний час, публика валом валит в раскрытые настежь ворота сада.
ВЫСТАВКА СЛУЖЕБНЫХ СОБАК И ПОЧТОВЫХ ГОЛУБЕЙ – крупными буквами со стены кричит афиша. У многочисленных голубиных клеток разгораются жаркие прения:
– Бельгийские хороши! Красавцы. Не иначе, они пройдут первыми!…
– Помяни мое слово, Орленок будет впереди.
Инструктор-голубевод прерывает споры. „Болельщики" притихают и,