И уж никак не поляков, а монголов следовало чествовать третьим тостом, вот уж кто проявил настоящую дружбу, не выставляя никаких условий. Почему не доставили в спешном порядке маршала Чойбалсана? Нужно не в Европе и Америке друзей искать, а в Монголии, Китае, Корее, стать во главе Востока, а не на задворках Европы исполнять все ее капризы, постоянно прощая вероломство и предательство. Почему наши цари и вожди этого не понимали и не понимают? Александр Невский понимал, но о его правильной политике забыли. Даже, казалось бы, мудрый Сталин с надеждой смотрит не туда, откуда солнце восходит, а туда, где оно садится в волны Атлантики. И нарком иностранных дел у нас тоже западник. Чего стоит одно это чествование поляков, не принесших и сотой доли того, что дали нам для великой Победы те же монголы. Ладно, хватит о поляках, забыли. К тому же на сцену выходят следующие действующие лица спектакля.
— Предлагаю поднять бокалы за заслуги командующих войсками Красной армии в годы Великой Отечественной войны, — произнес Сталин. — И прежде всего я хочу назвать командующего Первым Белорусским фронтом маршала Жукова, напомнить о заслугах полководца при защите Москвы, во время обороны Ленинграда. Именно маршал Жуков стал освободителем Варшавы...
Тьфу ты! Дались им эта Варшава, эта Польша! Жуков вместе с Коневым и Чуйковым Берлин взял! Хоть у главного интенданта РККА с Георгием Константиновичем свои счеты, огромного значения маршала для великой Победы Драчёв ни при каком раскладе отрицать не станет.
Сталин словно услышал посланное в космос Повелеванычем негодование, подавился своей Варшавой, закашлялся, начал испуганно запивать Польшу водицей, а вместо него снова заговорил Молотов:
— Все помнят, что под руководством мэ-маршала Жукова наши войска вошли победителями в Берлин. За здоровье маршала Жукова!
Тут все застолье взорвалось дружной овацией, она понеслась под своды Георгиевского зала, как эхо к заснеженным вершинам гор. Драчёв невольно посмотрел вверх, увидел эти белоснежные вершины и понял, что он скажет, доведись ему произносить тост. Хотя вряд ли ему дадут слово. Спасибо, если произнесут здравицу в честь начальника тыла, может, тогда и про него невзначай вспомнят. Но за Жукова он обязательно поднимет бокал с белым квасом и прокричит вместе со всеми: «Ур-р-ра-а-а-а!»
— Вы бы, генерал-лейтенант, не очень напивались, — с доброй издевкой посоветовал ему Хрулёв. — Нам с вами еще Парад Победы готовить. Особенно вам. Придумали, где будете недостающие немецкие знамена раздобывать?
— Известно где, в музеях, — орлом глянул на него Повелеваныч. — Кто их там отличит, нынешние они или исторические?
— А ведь и впрямь, — удовлетворился ответом Андрей Васильевич. — Ну у вас и голова!
— Можно было бы, конечно, Жукова попросить, чтобы он провел еще одну наступательную операцию, дошел от Берлина до Парижа, тогда бы и набрали себе знамен выше крыши, — пустился в рассуждения главный интендант. — Но мне тут диктор Левитан говорил, что народ очень недоволен был, почему никак не объявляют Победу.
— Левитан? — заинтересовался Карпоносов, выпив за Жукова и жуя расстегай с семгой.
— Да, Юрий Борисович Левитан, — кивнул Драчёв, тоже налегая на закуску, благо нехватки ее на столах не наблюдалось. — Читали, как Суворов ответил, когда ему наши генералы стали жаловаться, что австрийцы воюют мало, а все знамена себе захватывают?
— Если честно, то нет, — признался Арон Гершович. — У меня как-то вообще на книги времени не хватает.
— А у меня всюду есть связи, мне время в тройной порции выдают, могу найти для чтения, — подбоченился Повелеваныч. — Суворов ответил: «Оставьте им знамена, мы себе еще в бою раздобудем, а им-то, бедным, где взять?»
— Так и сказал? — воскликнул Карпоносов и от души рассмеялся.
— Вот это еще попробуйте, — посоветовал ему Драчёв.
— Это что? — заинтересовался начальник тыла.
— Шемая каспийская копченая, — ответил Повелеваныч, гордясь всем, что он сумел обеспечить к столу победителей: икрой зернистой и паюсной, заливной севрюгой, керченской селедкой, тамбовской ветчиной, салатами «Оливье» и «Весна», нельмой в белом вине, каспийской шемаей. — Попробуйте ростбиф. Ни за что не догадаетесь, из какого он мяса.
— Неужели из азовского крокодила? — вскинул брови Хрулёв.
— Нет, — оценив шутку, улыбнулся Драчёв. — Из дзерена.
— Из кого?!
— Дзерен, монгольская антилопа, Чойбалсан прислал специально к сегодняшнему застолью. Повар Протопопов отменно приготовил, устранил жесткость.
— Это который масляный Мавзолей сделал?
— Он самый.
Тридцатилетний Сергей Протопопов считался лучшим шеф-поваром Москвы, с восемнадцати лет руководил рестораном для партийной элиты, носившим скромное определение «Столовая № 21». Однажды искусно вырезал из огромного куска сливочного масла Мавзолей Ленина и украсил им витрину. Тогда как раз только что деревянный заменили на каменный. Даже елочки вылепил из масла, смешав его с измельченным шпинатом. Естественно, нагрянули хинц унд кунц, хотели привлечь за контрреволюцию, но партийная элита заступилась, не дала в обиду искусного повара. История сливочного Мавзолея могла стать трагической, а превратилась в анекдот.
Но главным шеф-поваром сегодняшнего застолья фигурировал не Протопопов, а комиссар госбезопасности третьего ранга красавец грузин Эгнаташвили, начальник хозяйственного отдела НКВД и личный дегустатор Сталина. Этот замечательный человек в юности выступал борцом в цирке, после революции открыл свой ресторан, а когда нэп прихлопнули, то и его прикрыли, посадили в тюрьму. Соотечественники Сталина похлопотали за Александра Яковлевича, и главный советский грузин назначил Сашико заместителем директора партийного санатория в крымском Форосе, потом — директором дома отдыха Верховного Совета в Абхазии, Эгнаташвили стал майором, а во время войны — комиссаром госбезопасности. С этих пор Драчёв тесно сотрудничал с бывшим цирковым борцом, называл его «наш грузинский Поддубный» и доверял Сашико так же, как тому доверял Верховный. Все грузинские блюда к сегодняшнему столу обеспечил Эгнаташвили, а долму и сациви даже приготовил собственноручно.
К готовке привлекли и известного кулинара Ленинских Горок Спиридона Путина, который готовил еще Ленину, потом Крупской, а после ее смерти Спиридон Иванович стал главным поваром пансионата Московского горкома партии в Ильинском, бывшем имении московского генерал-губернатора Сергея Александровича, дяди последнего царя.
И еще многих отменных кулинаров удостоили чести готовить для пира победителей, но не хватало среди них одного, того, кто должен был приготовить свои знаменитые арбузовские сосиски, которые генерал-лейтенант Драчёв так в жизни ни разу и не попробовал. В первые годы войны для их приготовления не имелось продуктов, а потом не стало и самого Арбузова. Сначала