* * *
Айк сегодня остался дома по её просьбе. И сама Рашми не поехала никуда далеко, только зашла в лабораторию, посмотреть, что там происходит. Ночной кошмар, казалось, отступил на дальний план, но щемящее ощущение в сердце никак не хотело её покидать. Поэтому маленькая разрядка, попытка сосредоточиться на чём-то, отвлечённом от семьи, должна была помочь. В лаборатории уже была Мари. Создавалось впечатление, что Нойманн тут прописалась. Подруга сидела перед компьютером, напялив очки. За последнее время её зрение слегка упало, и немка, немного стесняясь, была вынуждена прибегать к услугам оптики, особенно при работе за компьютером.
– Привет! – она подошла и чмокнула подругу в прохладную щеку.
– И тебе привет, Раш, – улыбнулась Мари и ответила ей тем же. – Ой, какая ты горячая!
– Это ты тут замёрзла! – засмеялась Рашми. – Кондиционер работает на всю, ты бы не простудилась!
Сказав это, она тут же вспомнила прошедшую ночь. Блин. Нойманн встала, подошла к стене, где была панель управления вентиляцией.
– Ну да, восемнадцать градусов стоит, – сказала она и что-то понажимала на экране. – Поставила на двадцать один и поток убавила. Кто тут, интересно, так выставил?
Рашми пожала плечами, придвинула второе кресло к столу Мари и села, уставившись в монитор. Та вернулась и плюхнулась на своё место.
– Изучаю результаты, полученные Натич, – сообщила она, указывая в экран.
– Я так понимаю, это уже не по твоей тематике задача? – спросила Раш, внимательно изучая графики и какие-то непонятные цифры.
– Физики тут немного, согласна, – кивнула немка, – но мне интересно.
Да, исследовательский дух живёт в человеке, готовом в любой момент узнать новое и восхититься этим. Рашми знала, что не все люди таковы, большинство ещё в детстве расхолаживает свой мозг, отрицая обучение, отказываясь от познания, и потом, во взрослом возрасте, уже не может заставить его работать. Однако у тех, кто счёл любопытство своим главным двигателем, кто не гасил стимулы мозга, а развивал их, узнавая всё больше нового, предмет изучения становился вторичным, во главе стола был сам факт нагрузки разума и эйфория от того, что у тебя выстраиваются новые нейронные цепочки. Поэтому Мари, хоть она и была физиком, давалась геология и инженерия, а также математика, и вот теперь она с головой погрузилась в микробиологию. Рашми казалось, что она, к сожалению, не такая, её специальность была более узкая, хотя к археологии, в чём-то близкой по задачам и методам, она приспособилась. Но настолько сильно, как Мари или Джесс, не могла измениться. И её Айк не мог, в нём оставалась любовь к ботанике и только. И ещё его армейское прошлое…
Она снова нахмурилась, ночные слова мужа никак не выходили из головы.
– … Раш, ты чего такая… загруженная? – спросила Мари, и Рашми, выдернутая из собственных мыслей, только сейчас осознала, что всё время подруга о чём-то ей рассказывала.
– Да так, ничего, всё хорошо, – девушка попыталась улыбнуться, но и сама осознала, насколько натянутой вышла улыбка.
– Не пытайся меня обмануть, смугляночка моя, – повернулась к ней Нойманн. – Я же вижу по твоим глазам. Давай, выкладывай всё. Надеюсь, с Томом всё в порядке?
– Нет, нет, не переживай! Он абсолютно здоров и всё отлично, – ответила Раш, сделав ударение на слове «он». Блин, словно нарочно.
– Он? Что-то с Айком? – уточнила Мари, акцентировав то же слово.
И тут Рашми, сама не поняв, как, почему и зачем, но пересказала всё, что услышала сегодня от мужа, после чего уткнулась в плечо Мари, поняв, что на глаза наворачиваются слёзы.
– Мари, понимаешь, он же уйдёт. Рано или поздно найдёт способ, повод, причину и улетит. Как я смогу его удержать? Как я останусь без него? Ты же знаешь, как сильно я его люблю!
Мари молча гладила её по волосам и спине, пока Рашми изливала слёзы в самое надёжное, что есть в мире – плечо подруги. Нет, конечно, лучше было бы так уткнуться в маму, но та – за двенадцать световых лет.
– Ты знаешь, Раш, – начала Мари, как только всхлипы Рашми слегка поутихли, – мы с тобой обе такие. Загоняемся без причины. Наверное, это эмоциональная усталость.
– А у тебя-то что не так? – удивилась Рашми, отодвинулась от плеча подруги и вытерла слёзы ладонью.
– То же, что и у тебя, – улыбнулась немка. – Думаешь, только Айк страдает от происходящего? Представь себе тогда, каково быть замужем за русским!
– Тоже рвётся в бой? – уточнила Раш.
– Если бы! С этим было бы проще. Но он фаталист в душе. Сам не осознаёт, но верит в то, что всё будет плохо. Генетическая память, понимаешь? У них что ни поколение, то какая-то катастрофа. Так что он просто воспринимает З’уул как очередной конец света, живёт, словно завтра не настанет. Только у него бесполезно спрашивать, он никогда не признается, внешне – сама позитивность и оптимизм. Но я-то его уже хорошо знаю.
– И в чём же это выражается? – Раш не могла поверить. Волков – фаталист? Невероятно светлый человечек, романтик и вдруг фаталист?
– Ты помнишь, что я тебе сказала, что никак не рожу ребёнка из-за того, что Дима – ребёнок? – покраснев, спросила Мари, и Раш аккуратно кивнула. – Так вот, дело не в том. Но ты была права, это и не потому, что у нас какие-то проблемы со здоровьем. Просто он… не предлагает. И я понимаю почему. Несколько раз обмолвился, что «нам-то чего, живём и радуемся, а вот нашим детям и внукам, возможно, придётся страдать и гибнуть в галактической войне». Он просто не готов приносить жизнь в такой мир, Раш!
Последние слова Мари сказала с эмоциональной пустотой в голосе и настолько громко, что, казалось, в ней идёт чудовищная борьба. Рашми привлекла подругу к своему плечу, давая и ей возможность слегка всплакнуть. Но Нойманн, с минутку похлюпав носом, вернулась обратно, глаза её были сухими и слегка улыбались.
– Видишь? – спросила она. – Мы обе на взводе.
– А ты не хочешь спросить Диму обо всём напрямую? – уточнила Раш, кивнув. – Поговори с ним, расскажи о своих страхах.
Мари задумалась.