Священник остановил смех, поднявшийся после этих слов:
— Ну ладно. Но какие же обманы лежат в основе его неудержимого взлета? Один из них я, друзья мои, попытаюсь сегодня раскрыть перед вами.
Некоторым из присутствующих здесь, без сомнения, известно сочинение «Протоколы сионских мудрецов». Сей труд пытается хитро доказать, что движение сионистов возникло отнюдь не затем, чтобы вернуть еврейским беженцам их родину Палестину, что. напротив, тайная цель этого движения — добился неограниченного мирового господства Эта книжка утверждает, что в 1897 году в Базеле на международный еврейский конгресс собрались ведущие раввины и каббалистические оккультисты из Европы, Северной и Южной Америки, чтобы разработать планы закабаления всего человечества. «Мы будем повсюду сеять беспокойство, вражду и свару, — говорится в этих якобы подлинных протоколах, — мы развяжем на земле ужасную войну, мы навлечем столько горя на все народы, что они по доброй воле попросят нас управлять ими, и мы захватим господство над всей землей. Мы — зверь всегда говорит „мы“, ибо имя его легион, — мы избранные, мы единственно истинные люди. Мы простираем наши руки, как щупальца, во все стороны света, мы создадим такое царство насилия, что все народы склонятся перед нашим господством».
Философ рейха Альфред Розенберг, — продолжал свою речь священник, — порадел о распространении этой грубой подделки, прекрасно сознавая, что речь идет о фальшивке некоего русского по имени Нилус, ученика весьма достойного философа Соловьева, который, будучи восхищен Откровением, в свое время написал произведение под названием «Антихрист». Этим произведением, но с передергиваниями и подтасовками пользуется Нилус в своих якобы реальных «Протоколах сионских мудрецов». Однако Левиафан Соловьева не принимает обличье и душу еврея, как то делает антихрист «Протоколов», напротив, мудрый Соловьев понимает, что именно евреи, которые сохранили свою древнюю мудрость и благочестие, которые раз в году молитвой Кол-Нидра просят у Бога прощения за невыполненные обещания, которые они давали самим себе, неизбежно принадлежат к числу тех немногих, кто распознаёт дракона и называет его по имени. И Соловьев предвидел, что еврейская раса станет жертвой чудовищных преследований антихриста.
Так называемые «Протоколы сионских мудрецов» возымели ожидаемое действие. Наконец-то определенные немецкие круги нашли достойное объяснение разгрому их отечества в мировой войне: гнусный еврейский заговор! Почти в каждой стране в двадцатые годы всплыл этот тезис. Ненависть к еврейству поднялась, как волна, и залила мир восточный и мир западный, одна из тех волн, которая вынесла к власти гитлеризм. И вот вам жестокая ирония истории: демон, поймите меня правильно, друзья, дух, импульс, который взывает из протоколов, и впрямь дал гитлеровцам план по завоеванию неограниченной власти.
Нынче на евреев возлагают вину не только за их еврейство, не только за убийство Христа, который, как убедительно втолковывает нам Хустон Стюарт Чемберлен, был вовсе никакой не еврей, а прехорошенький галльский ариец белокурых кровей, нет, мировому еврейству вменяют в вину его радикально-материалистические идеи, которые лежат в основе большевизма. «Закулисный вдохновитель социализма и марксизма, Вечный Жид в борьбе за мировое господство».
А господин Герц? Рейнгольд невольно обратился мыслями к господину Герцу. Всемирный заговорщик, согнувшийся под тяжестью своего заговора, искривленное тело — тело заговорщика! Господин Герц — зверь с красным жезлом в когтях!
— Не все, конечно, но, может быть, некоторые… — услышал Рейнгольд собственный голос.
Габриель спросил, что он этим хочет сказать.
— Это не похоже на правду, — снова услышал Рейнгольд свой голос. — Сидя здесь, в одном мире, вы утверждаете наличие другого. Тогда чего вы хотите от меня? И чего вы хотите вообще?
— Мы хотим исцелить затемненный изнутри, израненный, сбитый с пути, загнанный в угол, обезумевший немецкий дух, — громко отозвался Габриель.
— Мы хотим спасти то, что еще можно спасти, — сказал священник.
— Если есть еще, что спасать, — произнес Чарли.
— Представь себе, — обратился к Рейнгольду священник, — что какой-то народ благодаря хитрому колдовству, шествиям, клятвам знамени и клятвам верности снова начинает верить в себя, народ, который уже больше в себя не верил. После этого он готов верить и тем, кто вернул ему веру в себя, и начинает запутываться в их темных хитросплетениях. И вот те превращают народ в своего собственного идола, ну а идолу, ему ведь нужны жертвы, иначе какой же он идол?
— Ханно! — вскричал Габриель. — Подумай о Ханно!
— И те властители суть жрецы-убийцы при идоле, именуемом народ! — выкрикнула девушка с крашеными губами и кудрявыми волосами. — Ужас становится славой, звериное начало в человеке выражается в марше. Евреи, цыгане, коммунисты, гомосексуалисты и сектанты попадают в исправительные учреждения. Принудительный труд, пытки, погромы.
— Они попадают в концлагерь! — крикнула Гизела. — Ты когда-нибудь слышал про Дахау? И знаешь ли ты, что такое концлагерь?
— Самое простое определение слова «концлагерь», — сказал Габриель, — таково: ограничение свободы передвижения с воспитательными целями, или: умение переносить боль любого вида, ибо боль и кровь сладостно возбуждают этих жрецов.
— А ты раньше слышал про концлагеря? Про Дахау, про Флоссенбюрг, Заксенхаузен, Бухенвальд, Маутхаузен, Равенсбрюк?! — закричал один на Рейнгольда.
— А ты когда-нибудь слушал радио из Лондона или Беромюнстера?! — закричал другой.
— Довольно! — воскликнул патер. — Похоже, вы хотите как следует намять бока нашему другу.
— Эй, штамфюрер, а ты знаешь, что на прошлой неделе четверо из гитлерюгенда на Катриненгассе избивали железными палками старого Зальцмана, торговца железом, у него же в лавке до тех пор, пока не убили? — спросила Гизела и двинулась на Рейнгольда, так что ему даже пришлось обороняться.
— Нет, — закричал он, — нет, никогда!
— А Ханно! — выкрикнул Габриель. — Где Ханно, что с ним?
Ханно, холодный, одинокий, с залитыми жаром глазами, плачущий, цепляющийся, сотрясаемый дрожью.
— Что с Ханно? — подхватил его крики Рейнгольд.
— Этого никто не знает, — спокойно ответил Габриель. Остальные молчали. Тогда он продолжил: — Ты должен сходить к Вольфсбергам, при мундире с обезьяньими качелями. Ты должен приложить все усилия, чтобы разузнать, что там случилось, и плевать, как ты этого добьешься. А случиться наверняка что-то случилось.
— Итак, друг Рейнгольд, — сказал священник, положив руку ему на плечи, и по этой, чужой руке Рейнгольд почувствовал, что сам он весь дрожит, — сейчас ты принесешь нам обет молчания по поводу всего, что ты здесь сегодня видел и слышал. — И священник поднес к нему крест.
А остальные перешли к большому, завешенному платками ящику в углу и окружили