— Он уверен, что я не справлюсь! — призналась она Лукасу. — Сначала, когда я увидела Прокофьева, подумала, что дело касается именно техники, но когда мастер сказал, что мы оставляем на экзамен ещё и Моцарта, до меня вдруг дошло, что он хочет выставить меня полным профаном!
— Не стоит говорить о Кирэе-сама в третьем лице, — упрекнул Лукас, при этом продолжая хмуриться. — И вообще, не стоило слушать разговор мастеров!
— Почему?! — не согласилась Вирджин. — Мне же открыли глаза!
— На что? — фыркнул Лукас и повернулся к окну. Поставив локоть на стол и подперев кулаком щёку, он задумчиво заметил: — Это просто мнения нескольких мастеров, которые ничего не будут решать на выпускном экзамене! Что до Кирэй-сама… Мою программу тоже выбрал он, и что же мне теперь, собирать чемоданы?
— Ты хочешь сказать… — опешила Вирджин. В её голове просто не укладывалась эта новая шокирующая информация. Нет, то, что Кирэй мог добавить ей трудностей, исключительно из собственной вредности, сомнений у неё не вызывало, а вот внезапно оказаться в числе избранных… было очень подозрительно!
— Я хочу сказать, что Кирэй-сама многим из нас выбирает программы, и в том нет никакого особого умысла, — разъяснил Лукас. — Я понимаю, ты девушка, и у вас несколько иные отношения, но глупо придумывать себе лишние проблемы!
— Я не придумываю, — обиженно произнесла Вирджин. — У меня правда не получается Моцарт…
— Охотно верю, — признал Лукас, вновь поворачиваясь к ней лицом. Он оставался серьёзен и хмур. — Вот только, извини, я не смогу с тобой заниматься специальностью. И дело тут не в моём желании, а в возможностях. Мне нужен будет инструмент, но… мы же не можем остаться в отдельном классе наедине!
— О, да, конечно! — Эти слова заставили Вирджин смутиться и потупить взор. О таких трудностях она даже не подумала!
— Единственное, что я могу — дать тебе совет. Когда-то мне так говорила мама, и хоть она певица, а не музыкант, мне всегда помогал этот способ.
Вирджин поспешно закивала. Она готова была принять любую помощь!
— Попробуй спеть каждую фразу в нескольких вариантах, — предложил Лукас. — У меня обычно их десять или даже двадцать, какие-то помогают при тренировке техники, какие-то — поймать нужное настроение. А некоторые спасают от придирчивых мастеров! — подмигнув, закончил он.
Вирджин улыбнулась в ответ, никак не ожидая от серьёзного Лукаса подобных намёков. Но то был лишь краткий миг. Лукас почти тут же отвернулся, вновь уткнувшись в планшет, а Вирджин запоздало подумала, что со стороны их общение запросто могли принять за флирт! Она нервно обернулась к камере, надеясь, что у той хорошие звуковые датчики, и не возникнет ситуации с недопониманием. На всякий случай Вирджин чуть дальше отодвинула свой стул, и уставилась в окно, лишь краем глаза поглядывая на ставшего вмиг холодным и серьёзным Лукаса.
Тем же вечером, вернувшись в свою комнату, она вдруг подумала, что в совете есть нечто занимательное. Улегшись на постель, Вирджин принялась мурлыкать себе под нос особенно заковыристые фразочки, и так этим увлеклась, что даже когда выключился свет, не стала прерываться. Уже поздно ночью, когда усталость всё-таки взяла своё, она, устраиваясь под тонким одеялом, не могла сдержать довольной улыбки. Похоже, ей всё-таки удалось найти полезное занятие перед сном!
* * *
За месяц до выпускных экзаменов Вирджин начали одолевать кошмары. Ей снилось, будто она проспала и, вскакивая с кровати среди ночи в холодном поту, до неё не сразу доходило, что всё это ей лишь пригрезилось. Или же, приходя на экзамен, обнаруживалось, что планшет для заданий остался в комнате, а мастера, завидев это, неизменно с позором её выгоняли. Потом была целая серия снов, где Вирджин куда-то падала, то банально подворачивая ноги на лестнице, то пытаясь пробраться на экзамен, с которого её уже прогнали, через окно, а то и вовсе проваливаясь на сцене. Самым же ужасом стали сны про выступление. Там неизменно что-то случалось: залипал клапан в ответственном пассаже, концертмейстер вдруг путал страницы и начинал играть что-то не то, сводило неудержимой судорогой руку, так что не оставалось возможности даже пошевелить пальцем или воздух вдруг попадал не в то горло и начинался неудержимый кашель! И всё это была только малая доля тех тревог, что ежесекундно охватывали Вирджин и почти всех её одноклассников по мере приближения экзаменов.
Как всегда ходили самые невероятные и пугающие слухи. Мальчишки стращали друг друга рассказами, что на второй курс возьмут только половину из всего класса. Шли ожесточённые споры, кого же оставят: лучших по результатам, или по необходимости для оркестра. Очень много рассуждали и на тему, кого же пригласят в комиссию. По традиции во главе всегда сидел Кирэй-сама, но в этот раз, говорили, что тот собирается уступить своё место другому омэйю. Личность этого омэйю обсуждалась яростнее всего, делались даже ставки на явных фаворитов.
— Что, на самом деле Кирэй-сама не будет присутствовать на экзаменах? Даже на концерт не придёт? — услышав эту новость впервые, Вирджин очень удивилась. Потом она подумала, что это даже хорошо. Одной мысли, что Кирэй будет на неё смотреть, хватало, чтобы ноги начали трястись. Теперь она была полностью согласна с Лукасом, лучше бы тогда ей не слышать разговора мастеров. Лишние знания добавили сомнений и переживаний.
— Мы не виделись больше полугода! — успокаивала себя Вирджин. — Да и вообще, если вспомнить всё, что о нём говорят, то личность он довольно противоречивая. И ещё сам решать ничего не хочет!
Последнее, признаться, почему-то вызывало досаду. Слух, что Кирэй будет на всех устных экзаменах только зрителем, подтвердился за пару дней до начала сессии, что вызывало нешуточную панику у всех учеников.
— Да разве такое когда-нибудь было?! — недоумевали старшекурсники, косясь на Вирджин в столовой весьма недобрыми взглядами.
— Знать бы, к чему это приведёт! — ворчали другие.
— Да, и кого Кирэй-сама пригласит на своё почётное место? — поддакивали третьи.
Даже мастера стали вести себя несколько нервозно. На последнем уроке по фортепиано мастер Хао готов был рвать на себе волосы из-за того, что Вирджин спутала аппликатуру в коротком пассаже. Крошечная