«Да как она посмела!»
«Все женщины мира мечтают очутиться на её месте, а она готова отдаться первому встречному!»
«Нахалка! Истинная нахалка! И почему только на ней все помешались?!»
Нет, он по-прежнему не видел в ней ничего особенного. Ну или почти ничего. Скрипя зубами, Кирэй признавал, что девчонка неплохой мелодист. Ещё до сессии он просмотрел все её работы по композиции и поначалу нашёл их несерьёзными, почти детскими. Простенькие ритмы, незатейливые гармонии. Миленько, но и только! Однако тогда он не учёл главного: сочинения девчонки обладали просто магической способностью привязываться к слушателю. Уже на следующее утро Кирэй, пока не осознавая проблемы, напевал один из её мотивов. К обеду крутящаяся в голове мелодия уже начала раздражать, при этом никак не удавалось вспомнить, откуда она. Кирэю потребовалось целых три дня, прежде чем он распознал въедливый мотив, и, не желая с ним больше встречаться, заменил итоговое произведение на экзамене композиции у девчонки. Пролистав все её работы, его выбор пал на ту, которая совершенно не запомнилась. Слишком обычная, примитивная лирическая пьеска. Она бы идеально вписалась в пошловатое творчество Ву, но никак не в классическую музыку. Однако Кирэй и здесь просчитался. Даже, несмотря на то, что девчонка завалила импровизацию, Роу был очень высокого о ней мнения. Кирэй пригласил коллегу на чай в свой кабинет, и никак не ожидал, что разговор коснётся Вирджин. А ведь он сделал всё, чтобы она не слишком выделялась, даже одел её в стандартную парадную ученическую форму, в которой она весьма походила на мальчика.
— Знаешь, это прозвучит невероятно, но у меня из головы никак не выходит тот рыжий паренёк, который не справился с рэгтаймом! — заявил Роу, даже не догадываясь о маленьком секрете с переодеванием. — Не понимаю в чём причина, но я никак не могу отделаться от его мелодии! И вроде ничего особенного, но прилипла, как репейник! Ты же не будешь против, если я немного изменю балл? Всё-таки умение писать столь запоминающуюся музыку — талант!
«Талант?» — Кирэй готов был усмехнуться, но не смог. Привязчивая мелодия зудела в голове словно комар: сколько не отмахивайся всё равно лезет! Он и сейчас мог с лёгкостью её напеть, хотя прошло уже два дня, да и настроение совсем тому не располагало!
Впрочем, манера игры девчонки тоже оказалась незабываемой. К своему ужасу, Кирэй помнил чуть ли не каждую исполненную ей ноту! Отвратительного Баха, после которого ему уже хотелось закончить этот фарс и выгнать девчонку со сцены. Это был совершенный провал для исполнительницы и в то же время безусловная победа для самого Кирэя. Всё было именно так, как он и предполагал. Ведь не напрасно же лично подбирал программу! Довольно сложную, уж явно не для начинающего, но весьма показательную, чтобы можно было судить о способностях. И она — не справилась! Он и сам не знал, почему крутящиеся на языке «достаточно» так и не слетело с его губ, когда пьеса была сыграна. Может, всё дело было в её взгляде, которым она его наградила на последних фальшивых нотах? Пронизывающий, словно рентген, но не отчаянный и не молящий. В нём, в этом взгляде, была сокрыта некая внутренняя сила, заставившая Кирэя повременить. Раз готова бороться, пускай играет! Свой вердикт он вполне мог вынести и в конце второго произведения. А потом случился Моцарт. Именно что случился. Кирэй готов был плеваться от такой нахальной подачи, далёкой от галантного классического стиля, но все пассажи и звуки девчонка исполнила безукоризненно, и это будило почти первобытное любопытство: а что будет дальше?
— Какой забавный! — усмехнулся рядом Роу, явно оживившийся и включившийся в эту навязанную игру. Как бы не была небрежна в исполнении девчонка, её всё равно хотелось слушать! И она явно владела искусством привлекать внимание.
Кирэй вновь нажал на «стоп» и приблизил голограмму Вирджин в момент предложения. Какие же всё-таки искренние, неподдельные эмоции! Ровно такие же ожидали их и в романтическом концерте. Там точно произошла какая-то магия, потому что Кирэю всё до последнего пассажа и даже самой незначительной нотки показалось идеальным! Хотя он и подозревал, что это на самом деле не совсем так. И надо было бы открыть запись, чтобы разрушить возникшую иллюзию, но не хотелось. Не хотелось портить необычное ощущение послевкусия. Очень приятного послевкусия. Он будто бы вернулся в своё детство и вновь оказался с матерью в парке. И там было то самое мороженое, вкус которого не имел ничего общего со сливками и шоколадом. Чистые эмоции. Нежность, привязанность, радость. Кирэю казалось, что он вновь держит в своей руке тёплую материнскую ладонь! И это трогало почти до слёз, прямо как год назад на фестивале Айм.
«Я был не прав? Она всё-таки может играть классику! Но Бах… ошибки…» — мысли разбегались в разные стороны, и теперь сам Кирэй прожигал тонкую фигурку девушки взглядом. Его мучили сомнения, и потому он с особым напряжением ожидал следующего произведения. И то было подобно ведру ледяной воды, обрушившемуся на голову в жаркий день. Всё очарование прошлого разлетелось на мелкие брызги. Рядом цокал языком и качал головой Роу, хмурились и вздыхали мастера, а Кирэй уже не знал, радоваться ему или печалиться. С одной стороны, девчонка точно его поразила, но не так как они договаривались. О высшем балле за специальность уже не могло быть и речи, а, значит, её судьба решена. С другой стороны, ничто не мешало Кирэю сделать ещё одно исключение. И последняя пьеса вновь заставила его задуматься. Может, не стоит быть таким принципиальным?
«Только не с ней!» — гневно подумал Кирэй, вновь оживляя голограмму.
— Скажи хоть что-нибудь! Вирджин, мне же ещё играть!!! — взволнованный голос Лукаса надсадно зазвенел в ушах, вызывая новый прилив раздражения.
О планах мальчишки он догадывался ещё с того самого вечера, когда пришлось тащиться на встречу с Су и его приятелями. Посиделки в ресторане затянулись почти до трёх ночи, и, вваливаясь в свою комнату, Кирэй едва соображал от усталости. Больше всего на свете он мечтал просто упасть в кровать и забыть об