Правда, Мария Карнарвонская, валлийская кормилица Эдуарда, стерегла его как дракон и совершенно вывела из-под власти принцессы. Он и без того был избалованным мальчишкой и считал, что весь мир создан для него. Элеонора злилась, что вокруг него поднимают столько шума лишь потому, что он мальчик. И она никогда не забудет, что одним своим появлением на свет он разрушил ее мечты. Он и впрямь был красивым ребенком — светлым и высоким для своего возраста, очень похожим на отца в детстве. Он был достаточно умен, но уже проявлял склонность к праздности. Элеонора гадала, каким был ее отец в возрасте юного Эдуарда. Однажды она спросит об этом бабушку, но вдовствующая королева была большой мастерицей приукрашивать прошлое и расцвечивала все истории такими яркими красками, что никогда нельзя было быть уверенным, насколько ей можно верить.
Елена, леди де Горж, которая годами была их гувернанткой, все еще находилась с ними в учебной комнате. Не то чтобы принцесса Элеонора сама сидела в учебной комнате, но теперь, в отсутствие родителей, она проводила много времени с сестрами и братом и в этом смысле могла считать себя частью их маленького мирка. У нее, конечно, был и свой собственный штат, и весьма пышный, ибо, когда отец всерьез рассматривал ее как возможную наследницу престола, с ней и обращались соответственно, и он вряд ли мог потребовать от нее отказаться от своего положения после рождения Эдуарда. Напротив. Он стремился показать своей любимице, что она по-прежнему так же важна для него — если не для страны, — как и прежде.
Конечно, было крайне редко, чтобы дочь короля достигала двадцати четырех лет, не будучи замужем. Она сомневалась, что навсегда останется в девицах. Она знала, что во время своей поездки отец увидится с Альфонсо Арагонским, и весьма вероятно, что будет достигнуто какое-то соглашение.
Она надеялась, что этого не случится, — горячо надеялась. Она хотела остаться в Англии, и знала, что отец этого тоже хотел.
— Я должен увидеться с королем Арагона, — сказал он при расставании. — Но вполне может быть, что из этого ничего не выйдет. Дитя мое, это была бы тяжелая рана, если бы тебе когда-нибудь пришлось нас покинуть.
Она прильнула к нему, и он сказал ей, каким благословением она всегда была для него.
Как же она хотела, чтобы он вернулся. Было бы ужасно, если бы с ним что-нибудь случилось на континенте. Тогда королем стал бы Эдуард… четырехлетний мальчик. О, как глупы люди, придающие такое значение полу королевских наследников.
Даже уезжая, отец не назначил свою дочь регентом Англии. Она представляла, какие протесты это бы вызвало, если бы такое было предложено. Эта задача досталась ее кузену Эдмунду, графу Корнуоллу, сыну брата ее деда, Ричарда. Она любила кузена Эдмунда, который всегда помнил о ее высоком положении и никогда не обращался с ней иначе как с величайшим почтением.
Джоанна часто вела себя довольно лукаво по отношению к старшей сестре, так что Элеонора жалела, что была с ней так откровенна. Джоанна любила вызывать на доверие, а затем дразнить людей их же тайнами. Джоанна ничуть не походила ни на нее, ни на Маргариту.
Как она сказала Маргарите: «Это как-то связано с тем, что она родилась в другой части света». Люди никогда этого не забудут. Даже сейчас ее часто называли Джоанной Акрской.
Джоанна была расточительна. Она постоянно тратила больше содержания, которое выдавал ей Эгидий де Оденар. Этот человек был назначен их отцом казначеем и получил указания, сколько следует выдавать им на их нужды; и Джоанна бывала очень вспыльчива с ним, когда он упрекал ее за расточительность, превышавшую средства, которыми он располагал.
Пытаться урезонить Джоанну было бесполезно. С возрастом она не становилась менее своевольной.
Как же от нее отличалась Маргарита, милая Маргарита, которая всегда терялась на фоне своей бойкой сестры. Элеонора заметила, что, когда они были у алтаря в Вестминстере, отдавая дань уважения раке Эдуарда Исповедника, они все сделали свои подношения, но Маргарита незаметно добавила еще два шиллинга.
Она сделала это незаметно, а когда Элеонора упомянула об этом, покраснела от смущения и пробормотала, что их дед питал особую любовь к Исповеднику, и она, в сущности, думала о дорогом дедушке, когда делала это.
— Ты его никогда не знала, — резко сказала Джоанна, ибо она бы никогда не подумала дать лишнего — скорее приберегла бы немного, чтобы потратить на какое-нибудь украшение для себя. — Он умер за три года до твоего рождения.
— Но наша бабушка оживила его для нас, — заметила Маргарита.
— О, люди всегда становятся святыми после смерти. Сомневаюсь, что даже старик Исповедник был таким уж святым, каким его выставляют. — Джоанна бывала весьма дерзка. Какое счастье, что не ее избрали для монастырской жизни. Джоанна с жаром продолжила: — Думаю, он был пренеприятным стариком. — Она понизила голос. — Он ведь так и не познал своей жены. Слишком был чист. Я бы не хотела такого мужа.
— Что ты знаешь о мужьях? — резко спросила Элеонора.
— Столько же, сколько и ты, сестра, ведь ни у одной из нас его еще не было. Конечно, ты уже так стара, что можешь и вовсе не дождаться.
Маргарита сказала:
— Ну, ты же знаешь, как мы боялись, когда думали, что ее отправят в Арагон.
Элеонора сменила тему, сказав, что собирается перебрать свой гардероб и решить, что ей понадобится для предстоящего паломничества.
— Хотела бы я остаться при дворе, — сказала Джоанна. — Как же я устала от этих поездок по святым местам.
— Такова воля короля и королевы, и нашей бабушки, — напомнила ей Элеонора.
— Я бы почти хотела оказаться на месте Марии, — возразила Джоанна. — Нет-нет, — вскрикнула она, скрестив пальцы. — Я не это имела в виду. Бедная Мария. Какой позор — силой заточить ее в монастырь!
— Она пошла по своей воле, — напомнила ей Маргарита.
— По своей воле!