Смачиваю ватный диск антисептиком и начинаю медленно протирать лицо Димы, особенно бережно касаясь самых поврежденных мест. Однако моя неспешность с аккуратностью все равно не спасают его от боли. Он не стонет и старается не морщиться, но по сильно сжатой челюсти вижу, что ему больно. Мне крайне сложно на это смотреть. Как, впрочем, и находиться в такой опасной близости от него.
Меня и в жалости топит, и в сострадании, и во внезапном смущении. Отчетливо чувствую, как мои щеки начинают все сильнее гореть от пристального взгляда Димы. Он всегда умел смотреть пронзительно, будто пробираясь под кожу и считывая все потаенные мысли, но сейчас прицел его голубых глаз настолько въедливый, что я начинаю чувствовать себя не в своей тарелке.
– Ну что ты так смотришь на меня?
– Как так? – спокойно спрашивает Дима.
– Так, будто разглядываешь меня под микроскопом.
Он слабо улыбается, продолжая нервировать меня своим пристальным вниманием.
– Я просто любуюсь редким явлением.
– Каким?
– Как ты заботишься обо мне. Наверное, нужно чаще подставляться под пули и оказываться избитым, чтобы получать медицинскую помощь от тебя.
– Дурак. Не говори так.
– Уже сказал, – отмечает он и начинает смотреть на меня еще более пронзительно. Хотя мне казалось, что это невозможно.
Новый всполох огня кусает мои щеки. Отвожу взгляд к аптечке, чтобы достать оттуда лечебную мазь, но меньше смятение не становится. Черт!
– Когда ты стесняешься, выглядишь еще красивее, – добавляет Дима, и мои щеки вспыхиваю сильнее. Какое счастье, что свет в комнате не позволяет Титову в полной мере оценить все оттенки красного, наверняка пестрящие на моем лице.
– Может, хватит? – стреляю в него недовольным взглядом. – Ты же знаешь, что я не люблю комплименты.
– Знаю, – он умещает руки на мою талию, вынуждая замереть. – Но хочу, чтобы ты их полюбила и начала привыкать к тому, что я буду говорить их тебе чаще.
– Не надо, – на выдохе прошу я, ощущая россыпь мурашек на коже от легких поглаживаний пальцев.
– Надо, Роли, – гипнотизируя меня своим томным взглядом, он ведет руками по талии ниже, к бедрам. – Надо, чтобы ты знала, что я считаю тебя самой красивой, – забирается под подол платья и прикладывает ладони к моим обнаженным ягодицам. – И самой сексуальной.
Издаю тихий стон, когда Дима довольно сильно сжимает мою попку, но тут же расслабляет руки и начинает нежно поглаживать полушария, будто извиняясь. Едва не прикрываю глаза от этого сладкого контраста. По телу рассыпается мелкая дрожь. Изо рта рвется новый стон. Жар заливает низ живота. Не только от жестко-ласковых движений, но от чистого, ни с чем не разбавленного желания в порочном взгляде Димы.
Титов неисправим. Он недавно пережил нападение, а сейчас сидит побитый, уставший, кровь вытекает из брови и губы, но все это не мешает ему хотеть меня. Сумасшедший.
– Ты не хочешь приступить к рассказу? – проглотив стон, пытаюсь напомнить о важном, наслаждаясь столь желанными касаниями мужских рук.
– Честно? Нет. Не сегодня. Лучше оставить все до завтра. Этот день и так был слишком сложным.
– Тогда тебе нужен отдых.
– Нет, – высекает упрямый баран.
– Тебе нужно закончить обрабатывать раны и поесть.
Из последних сил сохраняю благоразумие и роняю мазь, резко цепляясь пальцами в плечи Димы. Все потому, что на сей рез вместе с твердым «Нет» пальцы Титова перемещаются с ягодиц на внутреннюю часть ноги и неспешно приближаются к горячей плоти.
– Дима, – выдыхаю его имя с мольбой, когда теплые пальцы достигают клитора и начинают ласкать его через тонкую ткань трусов. И я сама не понимаю, чего хочу больше – чтобы он не прекращал меня трогать или чтобы прекратил, вернув внимание к своим побоям?
– Нет, – повторяет он, но на сей раз шепотом, что насылает табун мурашек на всю поверхность кожи. – Мне не нужен отдых, лекарства или еда. Мне нужна ты.
Встречаемся взглядами. Дух перехватывает. Напряжение трещит в пространстве между нами, будто молекулы воздуха превращаются в лед. Проблема в том, что он не охлаждает, не приводит в чувство и не напоминает, что сейчас не время для секса. Наоборот, мне становится в разы жарче, возбуждение достигает апогея. И виной тому не столько ласкающие меня Димины пальцы, а его глаза. В них без слов можно считать, что он не врет сейчас.
Я нужна ему.
Так же, как он нужен мне.
Осознание того, что я могла потерять его сегодня навсегда, обостряет потребность в нем до ненормальных оборотов. Любопытство с волнением переплетают пальцы и временно уходят погулять. Остается лишь желание – неконтролируемое, дикое, всепоглощающее. И оно наверняка ярко горит в моих глазах, в которые Дима неотрывно смотрит, пока ныряет пальцами под материю трусов и ощущает, насколько я стала мокрой. Всего после нескольких прикосновений.
– Черт… Охренеть, – глухо выдыхает он в унисон с моим стоном. – Какая ты отзывчивая, – с ноткой удивления отмечает он, будто успел забыть, что я всегда такая с ним. И только с ним.
Хочу напомнить ему об этом, однако Дима перебивает меня раньше, чем я успеваю открыть рот:
– Я думал, что больше не увижу тебя.
Эта фраза, сказанная тихо, но с едва уловимым, несвойственным Диме страхом, звучит для меня мощнее любых признаний в любви. Она взрывается в груди, словно граната, и бьет по задней поверхности коленей. Всего миг – и я заваливаюсь на Диму, седлая его и обнимая за шею, что есть силы. Знаю, я наверняка делаю ему больно, но не могу отстраниться, чтобы перестать его так крепко обнимать, ощущать тепло его кожи, вдыхать свежий запах геля для душа и чувствовать, что он со мной. Живой.
– Роли, – хрипло шепчет он, обнимая меня так же цепко. Как долго? Не знаю. Но сколько бы времени ни прошло, мне все равно мало. Издаю разочарованный стон, когда Дима расслабляет руки, ведь думаю, что он вот-вот попросит меня отодвинуться и слезть с него. Но нет. Такая просьба не следует. Под звук моего учащенного дыхания Дима умещает ладони на мои ягодицы, сминает их несколько раз, запуская разряды удовольствия по венам, а после скользит вверх по моей спине и зарывается в мои рыжие пряди.
Рывок, натяжение волос и мы снова смотрим друг другу в глаза. Нос к носу, губы на расстоянии жалких сантиметров, дыхания переплетаются, сердце бьется на вылет. По крайней мере, мое. Особенно когда Дима подается вперед, уничтожая последние сантиметры между нами, и накрывает мои губы своими.
Мой новый стон вибрирует