Дима несколько секунд молчаливо размышляет о чем-то, будто взвешивая все за и против, а я едва не теряю все нервные клетки в ожидании.
– Просто расскажи мне все. Что бы это ни было, – не сдержавшись, подгоняю я.
– Тебе не понравится то, что я скажу. И это мягко сказано.
– Даже не сомневаюсь, но я хочу узнать правду. Скажи. Мы же вроде договорились, что впредь ты всегда будешь говорить мне правду, какой бы ужасной она ни была. Так вот… Сейчас у тебя есть возможность доказать, что ты не бросал слова на ветер.
После моего напоминания что-то неуловимо меняется во взгляде Димы. И меняется в лучшую для меня сторону. Да, он до сих пор не хочет говорить, но теперь это нежелание не останавливает его.
– Давай присядем, – просит он, указывая на кожаный диван.
Я молчаливо соглашаюсь, чувствуя, как с каждым шагом тревога все сильнее оплетает горло колкой проволокой.
– Я слушаю.
Короткий вздох, сосредоточенный голубой взгляд, касание теплой руки к моей ладони, и Дима начинает говорить:
– Вчера на нас с Давидом напали во время разговора у могилы. Они выстрелили в нас сильнодействующим снотворным, чтобы мы отключились. И, нужно признать, они подловили удачный момент и выбрали идеальное место для нападения. На частном кладбище не было людей, свидетелей и помех, кроме наших с Давидом охранников. Однако они без труда их убрали. Тихо и быстро. Мастерски сработали, учитывая, что наши ребята не обычные мужики, найденные на улице. Все телохранители профессионалы своего дела. Были, – сжав челюсть, поправляет себя Дима. – Теперь же я даже не знаю, что именно с ними сделали. Мне просто сообщили, что моих людей больше нет, стоило мне прийти в себя в каком-то затхлом помещении с железными стенами.
У меня не получается сдержать в себе испуганный писк, и я сильно сжимаю руку Димы, будто желая убедиться, что он здесь, со мной, а не в том жутком месте, которое только что упомянул.
– Не знаю, что именно это было. Гараж или какой-то ангар. По сути, неважно. Важно то, для чего это сделали и что мне сказали, – продолжая смотреть на меня максимально серьезно и хмуро, Дима делает небольшую паузу, прежде чем ответить на ранее поставленные мной вопросы по порядку: – Люди, которые нас похитили, были в масках. В том числе и главный этой операции. Ничьих лиц я не видел и кто все это организовал стопроцентно не знаю. Но судя по тому, чего они хотят от меня, заказчиками, без сомнений, является кто-то из семей Золотой десятки, которые жаждут противостоять Владу.
– Владу? – непонимающе хмурюсь. – Они решили добраться до Влада через тебя?
– Да.
– Но как они себе это представляют? Вы же союзники. И об этом всем известно. Вы не станете идти друг против друга. В этом нет никакого смысла.
Ожидаю, что Дима тут же подтвердит мои слова, однако он молчит. Какого черта он молчит?!
– Дима, – с дрожью в голосе произношу я, желая вытащить руку из его ладони, но он не позволяет.
– Ты все еще хочешь услышать всю историю до конца?
Хочу уверено ответить «Да, конечно!», но язык отказывается работать. Приходится просто кивнуть, и Дима продолжает:
– Ты и сама знаешь, что твой брат жаждет власти. Ему всегда мало того, что он имеет. И ради своих целей он готов идти по головам. Или лучше сказать – по трупам, – недобрая усмешка Димы насылает мороз по коже. – Чтобы стать единственным правителем Морена и остальных островов, следующей целью Влада уже давно является свержение Совета. И, в принципе, с поддержкой Лебединских, Верховых и Титовых, он мог бы это осуществить с минимальными шансами развязать войну. Однако я лично не считаю, что Влад будет разумным, справедливым правителем, а Давид всегда был против того, чтобы Влад становился главным. То есть наша семья не стала бы поддерживать его в этом деле, даже несмотря на то, что мы союзники, скрепленные браком с тобой. Влад понимал это, но не собирался отступать от своих планов. Я уверен, что даже без Титовых он попытался бы свергнуть Совет, наплевав на то, что в процессе может погибнуть большая часть жителей Морена. Однако смерть Ангелины подкинула ему удачную возможность переманить на свою сторону Давида и Константина. И Влад, естественно, воспользовался ею.
– Каким образом? Как все это связано? Я не понимаю.
– Я сейчас объясню. Влад еще до похорон сумел поговорить с Давидом и Костей, вбив им в голову уверенность в том, что Ангелину заказал тот же вражеский альянс, который был причастен ко всем остальным происшествиям. И Давид с тестем, будучи не в состоянии думать здраво, поверили ему на слово и дали Владу свое письменное согласие с обещанием поддержки в свержении Совета. И все ради того, чтобы быстрее поквитаться с предположительными убийцами Ангела. Однако нет стопроцентных доказательств, что это были они. И после действий Влада, о которых он мне не сообщил, я еще сильнее склоняюсь к тому, что Ангелину убили не они.
Я молчу. Вопросов куча, мыслей еще больше, но я не могу с лету определить, что меня ужасает и интересует сильнее – новость о том, что Влад из-за своих грандиозных целей рискует убить огромное количество ни в чем не повинных людей? Или фраза Димы «Ангелину убили не они», что навевает мне страшные, пробирающие до озноба предположения, которые я ни в какую не могу истребить.
– Ты… Ты думаешь, что это Влад приложил руку к трагедии с Ангелиной? – не передать, каких трудов мне стоит задать этот вопрос. И еще сложнее ждать, пока Дима ответит.
– Я не знаю, Каролина, – он отводит взгляд и выдыхает. – Но все как-то слишком подозрительно и удобно для Влада. После разговора с Давидом и людьми, которые меня похитили, я не прекращаю думать о такой вероятности.
Меня пробирает тремор, по позвоночнику пролетает холод. Я знаю, что Влад жестокий, но я не хочу верить, что он еще и настолько подлый по отношению к своим союзникам. Он не мог ради своих целей проявить жестокость к жене одного из Титовых. Особенно к беременной женщине. Не хочу в это верить. Не могу. Даже думать о таком невыносимо, поэтому призываю себя вернуться к другому важному вопросу:
– Что именно эти люди хотят от тебя?
– Чтобы я помешал Владу свергнуть Совет.
– И каким образом ты это сумеешь сделать? – задаю вопрос и еще до того, как услышать ответ, всеми фибрами души чувствую, что он мне не понравится.
Однако