Встаю и поправляю приталенное красное платье. Оно легкое и удобное, пусть и требует носки лодочек на каблуке для идеального женственного образа. Но каблуки меня больше не пугают. Раз уж я справилась со всем внутренним хаосом после злосчастного похода на годовщину Лаврентовых, то на каблуках уж точно сумею научиться ходить.
Чем больше боли тебе причиняют, тем меньше ты ее чувствуешь.
Не помню, где и когда слышала эту фразу, но именно она всплыла в моей памяти, стоило Титову оставить меня одну, голую и привязанную к кровати. И я полностью согласна с этими словами.
Уверена, та наивная, жалкая Каролина несколько месячной давности, которая морально умирала, пока читала «письмо правды» про Диму, всю ночь заливалась бы горькими слезами, осознавая, что мой муж мерзавец, каких еще поискать. А я не пролила ни одной слезинки.
Потому что ничего нового я не ощутила. Ничего из того, что уже сотни раз не испытывала. Человек ко всему привыкает. Вот и я привыкла к боли, злости, ненависти и ощущению беспомощности. Единственное, что выводило меня из себя, так это связанные руки, не позволяющие мне поменять позу. Тело быстро затекло, а запястья заболели, поэтому очень долго не получалось заснуть. Пережитый стресс и усталость отключили меня лишь к трем часам ночи, а когда я проснулась в полдень, мне пришлось промучиться еще несколько часов, прежде чем получить долгожданное освобождение.
Но вовсе не потому, что Титов соизволил наконец вернуться домой, дав мне возможность попить, поесть и сходить в уборную. Он просто позвонил Марии и приказал ей меня развязать, а после больше не давал о себе знать. Ни разу. За пять дней! И ни звонков, ни сообщений. Ни мне, ни Марии. Идеально.
Я бы ничего не имела против, если бы Дима исчез навсегда, но, понятное дело, это невозможно. Радует, что хотя бы причина его вчерашнего звонка была потрясающая и крайне неожиданная.
Мы, наконец, возвращаемся на Морен! Не верится! Кажется, меня там не было не два месяца, а два года как минимум. Наверное, поэтому для меня ничего не стоит натянуть на губы лучезарную улыбку и выбежать из спальни, даже не бросив на свою комнату прощального взгляда.
Я не буду скучать по этому месту и очень надеюсь, что мне нескоро придется сюда возвращаться. А лучше – никогда.
Спускаюсь на первый этаж и встречаю в холле Марию с Волчком. Он играется с резиновым мячиком возле ее ног, а женщина стоит у выхода с поводком в руках и со слезами на глазах.
Ладно, по кое-кому здесь я буду скучать. Я привыкла к Марии, и мне будет не хватать ее на Морене. И ее фирменных блинчиков тоже.
– Надеюсь, мы не прощаемся навсегда, – с грустью произносит женщина.
– Конечно нет. Я уверена, мы не раз еще прилетим сюда. У Титова же здесь куча работы, – последние слова проговариваю с презрением, и Мария печально вздыхает, всматриваясь в меня теплым взглядом.
– Я знаю, что ты опять не воспримешь мои слова всерьез, но поверь: Дмитрий хороший человек. Один из лучших, кого я знаю, честно говоря. Понимаю, между вами не все гладко, но если ты захочешь, то сможешь решить все ваши недопонимания и изменить его отношение к тебе.
Один из лучших?
Между нами не все гладко?
Если я захочу решить наши недопонимания?
Мария не раз уже пыталась поговорить со мной о своем начальнике, однако подобные перлы выдала впервые. Если бы глаза могли бы вывалиться из глазниц, то они бы выпали и укатились на другой конец острова.
Дима – гад, каких еще поискать! Между нами пропасть, на дне которой полыхает ад. И я ни за что и никогда не захочу решать наши «недопонимания», потому что это не недопонимания, а вагон ненависти и неприязни. Между нами нечего решать. С нами нужно только кончать, пока мы окончательно не угробили нервы друг друга, но увы, это понимаю только я.
Как Мария и предполагала, я не воспринимаю ее абсурдные слова всерьез. Лишь недоуменно качаю головой и обнимаю женщину на прощание. А затем забираю у нее поводок и вместе с активным Волчком отправляюсь в машину. Забираюсь в салон и достаю из сумочки свой телефон. Его мне вернула Анастасия на следующий день после светского приема, доставив его с помощью своего личного посыльного.
Помимо всех прочих мыслей, которые меня терзали полночи, пока я была привязана к кровати, меня так же съедали переживания, касающиеся сбежавшей девочки и Анастасии.
Помогла ли она бедняжке покинуть территорию своих владений? Сильно ли она зла на меня за то, что я нарушила данное ей обещание быстро вернуться назад из подземелья? Как сильно возненавидела, когда узнала, что по моей вине убили главу их семьи? И какое наказание для Титова будет требовать у Совета?
Десятки вопросов разрывали голову, а чувство вины перед Анастасией сгрызали все нервные клетки. Я дождаться не могла своего освобождения, чтобы суметь с ней связаться и на коленях умолять ее простить меня. Она помогла мне, выполнила мою просьбу, даже не желая этого, а я… А я натворила то, что натворила, не думая о последствиях, которыми в очередной раз стала смерть людей. Смерть ее мужа.
И пусть Артур Лаврентов был одним из самых мерзких мужчин, встретившихся у меня на пути, я все равно не ожидала получить от его жены, с которым она прожила вместе большую часть своей жизни, короткое, но емкое сообщение:
«Спасибо за свободу. Не только той девочки, но и мою».
Вот и все.
Этими словами благодарности завершился тридцатилетний брак Золотой пары. Ни злости в адрес убийцы, ни желания отомстить, ни скорби, ни боли, ни сожаления. Только радость и облегчение. Разве это нормально? Разве так должно быть в семьях? И неужели у меня все так же? Цена свободы – это смерть?
Меня передергивает от этих мыслей, по коже пробегает холодок. Волчок чувствует перемену моего состояния и присаживается ко мне ближе, а затем разворачивается на спину и наимилейшим взглядом требует почесать ему животик.
– И как тебе отказать, проказник? – с улыбкой спрашиваю я, приступая к массажу мягкого пуза.
Будь Волчок котом, стопроцентно заурчал бы от удовольствия, а так он просто прикрывает глаза и вертит хвостиком. Так и проходит вся дорога до частного аэропорта.