– О каких отношениях? Что она сказала тебе? – сосредоточенно глядя на меня, спрашивает Дима.
Вспомнив короткий диалог с Ангелиной на свадьбе, морщусь, даже не пытаясь спрятать от Димы своего презрения к его драгоценному Ангелу, и выдавливаю:
– Что она знает тебя, как никто другой. Что вы с ней очень близки. Типа крепкая и дружная семья, да только тон у нее был совсем не семейный и не дружеский. И потом, когда мы уже прилетели на Корт, ты сам же подтвердил ее слова.
– Я? Как? – хмурится, усиливая глубокую морщинку между бровями.
– Я слышала, как ты разговаривал с ней по телефону. Слышала, что следующую ночь после нашей свадьбы ты провел на Морене вместе с ней, – заканчиваю я выкладывать все, что знаю, и хлюпаю носом. Выгляжу жалко, знаю. Но я устала. Чертовски устала притворяться сильной.
Душа впервые за долгие месяцы нараспашку, в голове Армагеддон. Как тут найти силы держать лицо и выглядеть достойно? Да и зачем? Не вижу больше смысла. Пусть Дима видит, какая я в действительности. Пусть видит, что за фасадом дерзкой, безумной и вечно недовольной жены находится разбитая, искалеченная, неадекватно влюбленная в него девушка, которая стоит сейчас перед ним и тихо плачет, будучи не в состоянии остановить поток едких слез.
Однако Дима не смотрит. Он устало прикрывает глаза и запрокидывает голову, выдыхая. Потирает пальцами переносицу, а затем нарушает тишину негромким, но четким голосом:
– Я не проводил с ней ночь, Каролина.
Это уверенное заявление вынуждает меня встретиться с мужем взглядом.
– Как ты уже знаешь, на следующий день после свадьбы я полетел на Морен, чтобы серьезно побеседовать с Владом. И после нашего разговора я ненадолго заехал к Ангелу, ведь узнал, что она беременна. Я просто хотел проверить, как она себя чувствует, ведь Давид в очередной раз свалил к любовнице, оставив жену в положении одну. И сделал я это, потому что Ангелина не соврала тебе: мы действительно семья. Я знаю ее с детства. Мы состояли в отношениях, когда были молодыми. Я был ее первым парнем, а она для меня красивой дочерью лучшего друга отца, с которой было приятно проводить время. Однако стоило ее отцу сообщить, что ей пора выходить замуж, я тут же расстался с ней. Жениться на ней не входило в мои планы, о чем я всегда честно говорил ей. Но она все равно надеялась, что я передумаю. Даже когда вышла замуж за Давида, она не переставала давать мне понять, что по-прежнему ждет от меня того, что я никогда не сумею дать, – в его голосе проскальзывает нотка недовольства, но Дима быстро возвращает себе спокойный тон и продолжает: – Я никогда не отвечал Ангелине взаимностью, но я люблю ее, как члена семьи, и привык заботиться о ней. Она давно уже стала для меня родной и близкой, и вряд ли это изменится, даже если выяснится, что она как-то причастна к анонимному письму, которое ты получила.
Молчаливо выслушиваю Диму, впитывая в себя каждое его слово как губка.
Значит, они были вместе. Но очень давно. Дима был ее первым мужчиной, которого она так и не смогла отпустить, даже несмотря на многолетний брак с его братом. По этой причине Ангелина так постоянно смотрела на Диму. И поэтому невзлюбила меня с первого дня нашего знакомства, начав с ходу выдавать мне тупые, двусмысленные реплики.
Сколько раз я злилась, мысленно прокручивая ее слова, взгляды и кадры из видео, но, клянусь, сейчас вся злость испарилась. Одно лишь горькое чувство жалости к Ангелине стремительно заполняет всю мою сущность.
Полжизни любить мужчину, который любит тебя как члена семьи, – это ли не ад, который ни одной женщине не пожелаешь?
– Думаешь, это она та самая обиженная женщина из письма? – озвучиваю предположения, которые уже давно зрели в моей голове, а сейчас, после рассказа Димы, лишь укрепились.
– Не знаю, очень надеюсь, что нет, но пока все указывает на то, что Ангелина связана со всем этим бредом. У нас есть только один способ узнать правду. Нам нужно поговорить с Ангелом, – серьезным тоном произносит Дима.
Словно сквозь туман наблюдаю, как он достает из кармана брюк телефон, набирает нужный абонемент и включает громкую связь.
– Мы обо всем спросим у нее. Надеюсь, она внесет хоть какую-то ясность.
В Диминых глазах горит решимость и уверенность, в моих… понятия не имею, но определенно нечто противоположное эмоциям мужа.
– Блять, ну, разумеется. Как же иначе? – ругается он, когда в трубке раздается автоматический голос, сообщающий, что абонемент временно недоступен. – Ладно, тогда поехали к ней.
– Что? Прямо сейчас?
– А ты хочешь еще дольше потянуть резину, продолжив считать меня лживым ублюдком?
– Нет… Не хочу, но… Уже ведь поздно.
– Уверен, она еще даже не доехала до дома. Возможно, сможем ее догнать, если поторопимся.
Дима намеревается взять меня за руку, чтобы потянуть за собой, но я оказываюсь проворнее и вовремя отдергиваю ее.
– Нет. Подожди. Я никуда не поеду!
– Почему?
– Потому что повторяю: уже поздно, а Ангелина беременна. Она и так сегодня весь вечер сидела без настроения и неважно себя чувствовала. Ни к чему напрягать ее на ночь глядя еще больше. Ничего не случится, если мы подождем до утра, – произношу я и сама поражаюсь, что реально проявляю заботу к женщине, которая, возможно, причастна к тому, что наши отношения с Димой пошли по одному месту. Впрочем, Титов тоже удивляется, изгибая одну бровь.
– Волнуешься о состоянии любовницы мужа? – умудряется издать смешок даже в столь напряженный момент, и я закатываю глаза, цокая языком.
– Почему бы и не поволноваться, раз теперь точно знаю, что ее ребенок не от тебя, – слетает с моего языка раньше, чем я успеваю подумать.
Если секунду назад Дима был слегка удивлен, то сейчас его лицо натуральным образом вытягивается. Ну еще бы. Он даже подумать не мог, что за мысли терзают мою голову столько времени, пока он жил себе, делами своими рабочими занимался и считал меня безрассудной девицей, которая без веской причины нарушила единственное данное ему обещание.
Ужас! Какой, мать вашу, ужас. Как в моей душе, так и вокруг. Гостиная идеально олицетворяет наши отношения. Осматриваюсь по сторонам, повторно оценивая разрушения после Диминой стрельбы, и мороз по коже. Ведь вместе с разбитыми стеллажами на полу могло валяться и мое бездыханное тело. Потому что не знала правды. Потому что не решалась поговорить и решила