В его действиях нет ни намека на попытку возбудить меня, только желание помочь, но это не мешает сильному жару скопиться внизу живота, побудив меня заерзать.
– Потерпи. Эта царапина глубже, – неверно истолковав мою неспособность усидеть на месте, сообщает он и наклоняется к ноге, чтобы подуть на горящее место. Это снова успокаивает жжение, но, черт, усиливает сексуальное желание настолько, что я не сдерживаюсь и громко требую:
– Хватит, Дима! Прекрати!
Он устремляет на меня вопросительный взгляд.
– Прекратить что?
– Быть таким милым и заботливым. Тебе не идет.
Его густые брови приподнимаются, а сам он выпрямляется, возвышаясь надо мной грозной горой.
– Мне не идет? Или ты просто привыкла видеть во мне чудовище? – пристально смотрит мне в глаза, медленно, почти незаметно сокращая расстояние между нашими лицами. Но я замечаю: напрягаюсь всем телом и вбиваю здоровую ладонь в Димину грудь, чтобы сохранить безопасную дистанцию.
– Ты прав, привыкла, но позволь отметить: не без причины. Ты не уставал подкидывать мне поводов думать о тебе плохо.
– Потому что ты не давала мне причин быть с тобой самим собой.
Эти слова сотрясают меня. Не физически – я продолжаю сидеть спокойно – а морально.
– А разве ты хоть когда-нибудь был со мной самим собой?
– Конечно.
– И когда же? – не отвожу взгляд от голубых глаз. – Когда представился водителем при нашей первой встрече? Когда притворялся, будто не знаешь меня? Когда слушал, как я рассказываю о своей жизни, и делал вид, будто слышишь это впервые? Когда давал мне мнимый выбор – выходить за тебя замуж или нет, а на деле все давно уже было решено, и мое мнение можно было засунуть в жопу? Тогда ты был собой, да?
Осознаю, что сильно сжимаю в кулаке ткань рубашки, когда мужская рука накрывает мою руку и начинает поглаживать тыльную сторону ладони.
– Тот факт, что я многое тебе не рассказывал, не значит, что я был с тобой кем-то, кем не являюсь, Каролина. До твоего побега точно. Потом же… – он замолкает и на миг прикрывает глаза, тяжело выдыхая. – Потом я адски злился и хотел наказать тебя.
– И у тебя получилось, – с горечью в голосе отмечаю я, вспоминая множество неприятных моментов в общении с ним.
– Да уж, – сжимает челюсть, проявляя во взгляде недовольство. То ли мной, то ли собой. А, может, нами обоими. И это логично. Мы оба наломали дров. Немало. Неизвестно, сколько времени потребуется, чтобы принять, смириться и простить. Особенно учитывая, что никто из нас даже не планирует извиняться. По крайней мере, сейчас. И Дима подтверждает мои предположения, когда ничего больше не произносит, а игнорирует жалкое препятствие в виде моей выставленной руки и придвигается ко мне еще ближе, склоняя лоб к моей макушке.
Я не нахожу в себе сил оттолкнуть его. Впрочем, желания тоже.
Слышу, как Дима глубоко вдыхает и делаю то же: вдыхаю, вжавшись лбом в его грудь, и млею, как разваливавшаяся на солнце кошка. Какой же он горячий – даже сквозь рубашку ощущаю исходящий от его кожи жар. А как он пахнет… М-м-м… Как соблазн и мое личное помешательство. Да, именно помешательство, одержимость, необходимость… Иначе как еще объяснить, почему я так легко и быстро растворяюсь от его близости после того, как по вине Димы годами плавала в океане лжи?
«Он не изменял тебе с Ангелиной» – радостно кричит сердце.
«Он убил Егора и его друзей» – парирует мозг.
«Он уберег тебя от брака с Королевым!»
«Только потому, что этот брак нарушил бы планы его мести!»
«Он много лет разъезжал по островам, чтобы выполнить условия для женитьбы на тебе!»
«И все эти годы следил за каждым твоим шагом!»
«Он больше, чем просто любит тебя!»
«Это не любовь. Это болезнь. Он болен тобой»
«А ты? Разве не больна им?» – задает сердце ключевой вопрос, на который мне даже отвечать не надо. Ни вслух, ни мысленно. Каждая частичка тела и души и так знает правду.
Правда, которая, несмотря на все доводы разума, вынуждает меня стоять без движения и прижиматься к Диме лбом, продолжая сжимать в руке ткань рубашки и чувствовать, как сильно стучит его сердце.
Каждый удар разносится гулкой вибрацией по всему организму, опьяняя уставшую голову и накаляя мое и без того напряженное тело. И это пугает не по-детски, ведь понятно, к какому итогу может привести. А оно нам не нужно. Так ведь?
– Уже поздно. Нужно идти спать, – не понимаю, где нахожу силы, чтобы произнести этот спасательный бред шепотом – хриплым и тихим, но Диме удается расслышать.
– Да, нужно, – спустив лицо с моей макушки к щеке, так же тихо шепчет он, щекоча щетиной кожу.
В груди екает, сердце ускоряет темп, пока я выискиваю силы для новой реплики:
– Отойди от меня.
Мои слова не просто звучат неправдоподобно. Все еще хуже – в этой жалкой просьбе четко сквозит мольба об обратном.
– Оттолкни меня, – требует Дима. В отличие от меня, он звучит куда более уверенно и так же уверенно укладывает ладони на мои ягодицы. Сминает их до моего тихого стона и плавным движением притягивает меня вплотную к себе, вжимая возбужденной промежностью к каменному члену.
– Сейчас оттолкну, – сквозь стон обещаю я, хватаясь за крепкие плечи мужа. Я удобно сижу на столешнице, но от контакта с Титовым голова так пьянеет, что, если не буду держаться, есть шанс свалиться на пол.
– Сейчас, – повторяет он сдавленным шепотом и смыкает зубы на мочке моего уха, а затем сразу прижимается губами к моей щеке.
– Да, сейчас, – еле внятно бормочу и коротко, но шумно выдыхаю, когда мужские руки с ягодиц перемещаются к талии. Одна остается там, а вторая движется по позвонкам к шее. Медленно, бережно, едва ощутимо и до умопомрачения приятно.
Всего несколько обжигающих все нервные окончания секунд – и я оказываюсь сжата в объятиях. Таких простых, обыкновенных, но чертовски необходимых и желанных. Нереально цепких, но не удушливых. Горячих, возбуждающих, интимных, но не пошлых. Молчаливых, но столь красноречивых.
Это добивает. Моментально.
Я прикрываю глаза и с глухим стоном сдаюсь, обвивая шею Димы