На сей раз Дима не пытается успокоить меня, как и поднять с земли. Он понимает, что мне необходимо прожить этот момент в молчании, тихо плача от безграничной грусти и одновременно радости.
Мы молчим под звук моих слез и звонкое пение птиц. Лучи солнца проскальзывают сквозь ветки и кусают мои влажные щеки, а я все смотрю и смотрю на памятник, прокручивая в голове самые прекрасные моменты с Андреем. И с каждым новым кадром из прошлого все ощутимей чувствую, как столь привычная мне вина сжирает мои внутренности.
– Нельзя зацикливаться на том, как могло бы быть, если бы мы поступили иначе, Каролина. Это касается и Ангелины, и Андрея, – раздается надо мной равномерный голос Димы, но теперь я не поднимаю на него взгляд. Просто внимательно слушаю, и он знает об этом. – Ты не виновата в их смертях. Как и не виновата в смерти Егора и парней. Да, ты стала причиной, но я мог сдержаться и не убивать их, однако не сделал этого. Вина за их смерти лежит полностью на мне и только на мне.
– В аэропорту ты говорил иначе, – слабо усмехаюсь я.
– Мы с тобой много чего говорили друг другу, чего не имели в виду, не так ли?
– Так, – соглашаюсь, и мы вновь ненадолго погружаемся в молчание, пока любопытство не побуждает меня задать вопрос: – Ты совсем не жалеешь, что убил тогда парней?
Мне действительно интересно услышать ответ. Он ничего не изменит, разумеется, но мне важно знать мысли и чувства Димы на этот счет.
– Нет, я не жалею об их убийстве, – выдает горькую правду, хотя мог и соврать. Но не стал. – Я жалею лишь о том, что повесил вину за свой поступок на тебя. Я не должен был этого делать.
До сих пор не смотрю на Диму, но чувствую, что он подходит ко мне ближе, своей сильной энергетикой посыпая мурашками мою спину.
– Ты не должна жить с чувством вины за то, чего не делала. Нужно уметь отвечать только за свои поступки, а не брать вину за чужие. Особенно за мои. Надеюсь, когда-нибудь ты простишь меня за то, что я заставил думать тебя иначе, и разучишься во всем всегда искать свою вину, – произносит он в заключение очень важные для меня слова, касающиеся самого сердца. А после Дима решает, что я достаточно долго просидела у его ног, и помогает мне встать.
Я отряхиваю листву с черного платья и устремляю взгляд на Диму. Он смотрит на меня спокойно, но пристально. Без каких-либо ожиданий. Просто как будто любуется моим заплаканным лицом, как чем-то нереально красивым и редким.
Я помню этот взгляд. Видела его уже неоднократно. В те времена, когда еще жила в неведении и велась на каждую уловку своего хитрого сталкера-жениха. Однако теперь я чувствую и знаю, что это не уловка. Это правда. Странная, непривычная, сложно осознаваемая, но правда.
– Я тоже надеюсь на кое-что, Дима, – делаю шаг к нему и прикладываю ладони к его лицу, заглядывая в глубокие глаза, в которых вижу отражение себя.
– На что?
– На то, что ты научишься всегда говорить мне правду, как сделал это сейчас. Какой бы ужасной и неприятной она ни была, я хочу всегда слышать только правду.
Уголки губ Титова слегка приподнимаются, проявляя легкое напоминание улыбки, от которой у меня замирает сердце.
– Я всегда все схватывал на лету, так что, думаю, и тут справлюсь без труда, – обещает он, провоцируя улыбнуться и меня.
– Спасибо, – наконец благодарю я.
Не только за его ответ, но и за слова, сказанные чуть ранее про Егора, и самое главное – за то, что он сделал для Андрея.
– Спасибо, – повторяю и, всей душой ощущая, что одних слов мне мало, чтобы передать всю силу своей признательности, подаюсь вперед и накрываю его губы своими.
Сама. Я сама целую его. Первая. Без притворств. Без игр. Просто потому что иначе не могу.
Не проходит и секунды, как Дима выдыхает и окольцовывает меня сильными руками так крепко, словно все это время сдерживал себя. А теперь, получив зеленый свет, прижимает меня намертво к себе и целует в ответ. Нежно, неспешно, но так чувственно, что все волоски на теле становятся дыбом, а в груди пылает от переизбытка эмоций.
Наш поцелуй длится недолго, но и от этих блаженных секунд у меня начинает щекотать в животе, грусть со скорбью совсем ненадолго приглушаются любовью, а нежное тепло согревает душу. Особенно, когда Дима отстраняется от моих губ, и я замечаю его улыбку. Не едва заметную, а полноценную. Искреннюю и веселую, как будто его что-то рассмешило.
– Что такое? – с недоумением спрашиваю я, обнимая его за шею.
– Да так, ничего, – отвечает, при этом продолжает задорно улыбаться, распаляя мое любопытство.
– Нет уж, говори. Что такое?
– Просто в очередной раз понял, что такой, как ты, больше нет.
– Какой такой?
– Которой плевать на романтику, дорогие подарки и драгоценности, но зато от сюрприза в виде могилы пришла в полный восторг.
Выслушиваю его и непроизвольно прыскаю смехом, звук которого уже успела позабыть, – настолько давно я искренне не смеялась. Но тут я просто не могу сдержаться.
Ведь Дима прав. Расскажи кому-нибудь о таком неординарном подарке, как могила, покрутили бы у виска. Но мы-то знаем, в чем особенность и важность этого сюрприза. Ни с одной драгоценностью мира не сравнить. И его сделал для меня мужчина, которого я еще совсем недавно считала главным злом своей жизни.
Да уж… Как, однако, все может измениться.
Круто, резко, неожиданно.
Теперь остается лишь жить и гадать – как долго все таким образом продлится?
Глава 38
Дмитрий
Мы добираемся до центральных ворот, когда похороны уже завершились, а основная толпа покинула кладбище, включая семью Ждановых.
Смерть ребенка для любого родителя – невыносимое горе, что сегодня наглядно доказала морально убитая Анна Жданова. Однако для Константина, отца Ангелины, смерть старшей дочери не просто трагедия, а плевок в лицо его семье, который он ни за что не простит и не спустит с рук.
Всего после одного разговора с Константином я понял, что он не успокоится, пока не найдет виновных в смерти Ангела и не покарает их самым жестоким образом. Что ж… Нас таких, трое.
Я тоже не спущу. Ни за что. Про Давида и говорить даже