Достоевский в ХХ веке. Неизвестные документы и материалы - Петр Александрович Дружинин. Страница 110


О книге
на эту сторону дела не обратили серьезного внимания с самого начала работы над этим изданием.

Включенные в этот том письма представляют огромный интерес уже потому, что относятся к последним годам жизни писателя, в них с предельной ясностью выражены его основные оценки многих явлений жизни, те общественные идеалы, цели и стремления, которые он как художник хочет воплотить в своем последнем романе. Поэтому понятно, как важно и в статье, и в примечаниях показать читателю сильные и слабые стороны тех идеалов, к борьбе за которые писатель призывает. Но нужно прямо сказать, что эта задача выполнена автором статьи и примечаний недостаточно ясно и последовательно. Приведем примеры.

В своем предисловии А. С. Долинин правильно утверждает, что «письма эти поясняют основные этико-философские и общественно-политические задачи автора и в связи с ними кульминационные пункты романа» (стр. VII). Но стремясь раскрыть особенности основных идей и проблематики романа («Братья Карамазовы»), автор предисловия в полном противоречии с только что высказанным положением обращается не к письмам, которые, по его словам, «поясняют», а к таким обстоятельствам, которые не способны ничего пояснить. Например, в предисловии говорится: «Роман пришлось продать Каткову, и это должно было в какой-то мере повлиять на тон и окраску если не всего произведения, то по крайней мере целого ряда его мест». И дальше: «…общая атмосфера, овеянная духом Победоносцева и его единомышленников, оказывала свое воздействие. Достоевский очутился в катковском окружении, рядом с Авсеенко, с Болеславом Маркевичем и т. п.» (стр. VII). Но как далеки эти ссылки на «атмосферу» и «окружение» от действительного положения дела, лучше всего «поясняют» высказывания самого Достоевского. В самом деле, если «главная задача „Карамазовых“ – дать окончательную победу Христу над революционным атеизмом…» (стр. Х), то эта задача была сформулирована Достоевским в письме к Погодину в феврале 1873 года, в котором он писал: «Вот цель и мысль моя: Социализм сознательно и в самом нелепо-бессознательном виде и мундирно, и в виде подлости, – проел почти всё поколение. Факты явные и грозные… Надо бороться, ибо все заражено. Моя идея в том, что Социализм и Христианство – антитезы. Это бы и хотелось мне провести в целом ряде статей…» (стр. 298).

В этом плане интересно такое отношение Достоевского к «нигилистам», высказанное им в письме к Каткову еще в начале 1866 года: «Нигилисты сами по себе на всё способны… Все нигилисты суть социалисты. Социализм (а особенно в русской переделке) – именно требует отрезания всех связей… Мошенников и пакостников между ними бездна» (стр. 280).

Известно, что эти «идейные настроения» сложились у Достоевского задолго до того, как «общая атмосфера» была «овеяна духом Победоносцева» и он «очутился в катковском окружении».

Или такой пример: в примечании к письму Каткова утверждается, что Достоевский пробовал «в этом письме сказать свое слово в защиту молодежи и свободы печати» (стр. 474). В другом месте также категорично подчеркивается: «При всей реакционности его общественно-политических воззрений свобода слова была ему всегда дорога как писателю» (стр. 455). Но стоит только опять-таки обратиться к высказываниям самого писателя, и мы легко убедимся в том, что все эти утверждения очень далеки от истины: в том же письме к Каткову Достоевский пишет: «…говорят, что 4‑е апреля (день покушения Каракозова. – Ред.) математически доказало могучее, чрезвычайное, святое единение царя с народом. А при таком единении могло бы быть гораздо более доверия к народу и обществу в некоторых правительственных лицах. А между тем со страхом ожидают теперь стеснения слова, мысли. Ждут канцелярской опеки. А как бороться с нигилизмом без свободы слова?» (стр. 281). Совершенно очевидно, что истинный смысл этих слов весьма далек от того, что пытается доказать в своих примечаниях автор.

В предисловии автор утверждает: «В комментариях к письму Петерсону от 24 марта 1878 года мы приводим факты, которые достаточно убедительно доказывают связь „Карамазовых“ с философией Соловьева» (стр. VI). Но в примечаниях к этому письму излишне многословно говорится об идейной близости Достоевского и Соловьева, о сходстве их взглядов и что «Соловьев формулирует на языке философии те же мысли, какие Достоевский высказывает взволнованным языком публициста» (стр. 351–352). Но связь «Карамазовых» с философией Соловьева так и остается тайной, так как ни одного такого факта вопреки обещанию в примечании не приведено.

Уже приведенные примеры убеждают в том, что как в предисловии, так и в примечаниях имеют место неточные и спорные формулировки, следовательно, крайне необходимо провести самую тщательную работу по их редактированию и последовательному приведению их к необходимому идеологическому единству.

Кроме того, как в статье, так и в примечаниях с бо́льшей полнотой и последовательностью должна быть критически раскрыта реакционная сторона общественно-политических воззрений писателя, что настоятельно диктуется содержанием многих его писем, входящих в это издание.

Особенно тщательно редакционная работа должна быть проведена над текстом примечаний:

они часто излишне многословны (см., например, примечания к письмам 614, 617, 620, 627, 642, 645, 663, 726, 722, 734), отсюда их непомерно большой объем (на 20 листов текста 10 листов петита примечаний);

изобилуют неточностями, спорными и литературно-неудачными формулировками, например: «Его охотно принимали в тех домах, где была тогда сосредоточена молодая прогрессивная мысль» (стр. 344); «командуя разными армейскими дивизиями» (стр. 356); «сотрудник разных газет» (стр. 361); «Процесс долгушинцев Достоевский подробно изучил с целью построить на нем сюжет „Подростка“, как построен был сюжет „Бесов“ на процессе Нечаева» (стр. 363); «участвовала в фельетонах „Биржевых ведомостей“» (стр. 436); «Григорович на языке сплетен передает…» (стр. 432); «У Достоевского были с ним в 60‑х годах какие-то отношения» (стр. 451); Петр – «первый из митрополитов, который поселился в Москве, ставшей благодаря его авторитету также и духовным центром России» (стр. 402).

Касаясь «основных приемов» (?) воспроизведения текста писем, автор предисловия утверждает, что тексты печатаются по новой орфографии. Но достаточно беглого просмотра напечатанных текстов, чтобы убедиться в том, что воспроизведены они не по новой и не по старой орфографии. Ничего общего не имеет с новой орфографией печатание с прописной буквы таких слов, как «библия», «апостол», «божий», названия дней недели, месяцев года и т. п. Противоречит и старой, и новой орфографии напечатание вместе таких слов, как «если б», «если бы», «к тому» и отсутствие элементарно обязательных знаков пунктуации. Зато педантично взяты в редакторские скобки все зачеркнутые автором слова, а также зачеркнутые им запятые и скобки, под строку после текста внесены такие «примечания», как «Под строкой», «Над зачеркнутым: и», «Над зачеркнутым: сам», «Написано сверху на полях» и т. п.

Такие «приемы» публикации текстов не могут не производить самого удручающего впечатления, поэтому крайне необходимо более последовательно провести возвещенный в предисловии принцип публикации текстов по новой орфографии.

Обращает на себя внимание также ничем не оправданное нарушение хронологического принципа расположения печатных текстов (см. стр. 325–339).

В заключение считаем необходимым обратить Ваше внимание на настоятельную необходимость всю редакционную работу над томом завершить в возможно короткий срок и тем самым обеспечить выпуск его в свет в текущем году.

Приложения:

1) Ф. М. Достоевский, Письма, том III (передать А. С. Долинину).

2) Корректура четвертого тома.

Главный редактор Гослитиздата А. Пузиков

Зав. редакцией русской классической литературы В. Григоренко

Письмо А. С. Долинина в издательство «Советский писатель», ок. 1959 г. [874]

…«Гений – равный разве гению Шекспира» – сказал ведь о нем, Достоевском, Горький! А если он гений, «действительно гений», то – по слову В. И. Ленина – «не мог не отразить хотя бы некоторые существенные стороны революции». Так мы и праздновали, во всемирных масштабах, в согласии с постановлением Всемирного Совета Мира, в 1956 году юбилей Достоевского. И казалось тогда: вот, наконец, освободились от этого глупенького, пошлого, а на деле в высшей степени вредного шаблона: «Достоевский – реакционер в политике и… ату! его из области теории и истории, истории искусства и литературы!»

Да, Достоевский – один из самых сложных, противоречивых писателей. Мы обязаны изучать его как можно пристальнее, вникнуть как можно глубже в мир его образов, не давать на

Перейти на страницу: