Кто владеет словом? Авторское право и бесправие - Дэвид Беллос. Страница 39


О книге
По во Франции читали охотнее, чем в Америке, а «Маленькие женщины» Луизы Мэй Олкотт (1868), выпущенный под названием «Четыре девушки доктора Марша» (Les Quatres Filles du docteur March), стали едва ли не классикой для французских подростков. Американская литература не только существовала, но и хорошо шла на экспорт. Подобные соображения привели к запуску законодательного процесса в Конгрессе США.

В 1870 году закон об авторском праве был расширен: за авторами теперь признавалось право авторов лицензировать драматургию и переводы своих работ. Это отменило прецеденты, созданные в 1721 году в Англии в деле Бернета против Четвуда и в 1853 году в США в деле Стоу против Томаса, когда неавторизованный немецкий перевод «Хижины дяди Тома» был признан не нарушающим авторские права, поскольку перевод считался не тем же произведением, что и оригинал [280]. Однако поправка 1870 года не касалась произведений, написанных негражданами, которые составляют большую часть переводной литературы, поскольку они по-прежнему были вне поля действия американского авторского права.

В 1891 году Конгресс США принял Международный закон об авторском праве, известный как Закон Чейса. Однако он значительно отличался от соглашений, достигнутых пятью годами ранее в Берне. Прежде всего, это был разрешительный акт, позволяющий президенту предоставлять защиту авторских прав гражданам отдельных стран своим указом. В 1891 году такая защита была предоставлена гражданам Бельгии, Франции, Швейцарии, Великобритании и ее колоний; в 1892 году – Германии и Италии; в 1893 году – Дании и Португалии. Со временем к списку добавились Испания, Мексика, Чили, Коста-Рика, Голландия, Куба и Норвегия. Граждане этих стран могли теперь заявить свои права на переводы произведений в США, что позволяло американским издателям получать лицензии на заказ переводов. Джек Лондон в своем частично автобиографическом романе «Мартин Иден» метко подмечает, что его герой не получил бы ни пенни от шведского или русского перевода своих произведений, поскольку эти страны еще не получили указ президента [281]. Закон Чейса начал вовлекать Америку в международный литературный процесс, но продвинул ее в этом направлении лишь незначительно.

Вторая особенность закона 1891 года заключалась в том, что защита распространялась только на книги, напечатанные в Соединенных Штатах. Причем речь шла не просто о перепечатке со стереотипных пластин – книги должны были быть набраны американскими типографами, а готовые издания зарегистрированы в Бюро по авторским правам «в день или до дня публикации в этой или любой другой иностранной стране».

Закон Чейса был небольшим шагом к международному сотрудничеству в области интеллектуальной собственности, причем его условия, похоже, продвигались не авторами или издателями, а представителями полиграфической отрасли. Несмотря на то что взаимное признание права на перевод стало нормой для стран Бернской конвенции, Америка на протяжении большей части XX века оставалась «пиратской» страной для многих иностранных писателей.

Единственным серьезным соперником США в международном пиратстве был Советский Союз, где Закон об авторском праве 1925 года (с поправками 1928-го) распространялся в основном на произведения советских граждан: работы иностранцев подпадали под защиту только в том случае, если они были впервые опубликованы в СССР [282]. Как и страны Бернской конвенции, Советский Союз признавал авторское право на произведения автоматически, без необходимости предварительной регистрации, тогда как в США охрана предоставлялась только произведениям, зарегистрированным в Бюро по авторским правам.

Советское авторское право было одновременно и невероятно щедрым по отношению к авторам и довольно сомнительным с юридической точки зрения. В СССР авторы не могли запрещать публикацию или распространение своего произведения, что шло вразрез с международной практикой предоставления авторам исключительного права на обнародование или публикацию своих произведений. Это означало, что хотя писатели часто получали щедрые гонорары, они не обладали монополией на свои труды – их могло напечатать любое издательство в стране. Если издательство не могло найти автора, средства перечислялись в государственную казну, где оставались до момента обращения автора в суд. Суммы таких выплат иногда были значительными: популярные прозаики, чьи книги выходили большими тиражами, могли рассчитывать на получение не менее 100 % от розничной стоимости каждого экземпляра и еще 60 % от стоимости переизданий. В такой системе могли зарабатывать даже поэты. Например, Александр Жаров, сочиняя тексты песен для пионерских костров, которые исполнялись по всей стране, заработал целое состояние. Но больше всех выигрывали драматурги, которые получали 1,5 % от кассовых сборов за каждый акт пьесы, что составляло 7,5 % за произведение из пяти актов. Если десятки или сотни театров по всей стране одновременно ставили пьесу, имевшую коммерческий успех или соответствующую политическим установкам, драматург становился состоятельным членом советской элиты.

Советское авторское право на книги было слабо связано с рыночными реалиями. Авансы и гонорары рассчитывались по фиксированным ставкам, которые зависели от предполагаемого тиража, но эти ставки определялись политическим статусом и официальным положением автора. Это создавало с трудом преодолимую иерархию, где выделялись «звезды», тогда как остальные оставались внизу пирамиды.

Тем не менее, в отличие от западной практики, даже менее известные писатели не бедствовали. Все профессиональные авторы, состоявшие в Союзе писателей, получали достойный доход, а также материальные и социальные льготы, включая доступ к лучшему жилью и дефицитным товарам. На пике своего развития Союз насчитывал более 10 000 членов, которые в совокупности получали больше вознаграждений, чем столько же писателей, работающих на полную ставку, в США. Но очевидно, что работы эмигрантов, неподцензурные произведения [283] и тексты иностранных авторов не оплачивались вообще.

Советская система оказалась столь же эффективной, как американское пиратство XIX века, в деле распространения грамотности и народного образования. За полвека СССР стал одной из самых читающих стран мира. Поэтические чтения собирали стадионы, а тиражи классических книг в 100 000 экземпляров раскупались за один день. Однако слабые стороны этой системы стали очевидны, когда иностранные киностудии отказались продавать свои фильмы для проката в Советском Союзе [284].

США, в свою очередь, изменили свое отношение к международной защите авторских прав не только через Закон Чейса и двусторонние соглашения, но и посредством многосторонних договоров с государствами Западного полушария. К 1920 году страны, такие как Доминиканская Республика, Эквадор, Гватемала, Панама, Боливия, Гондурас, Никарагуа, Уругвай, Гаити, Парагвай, Коста-Рика и Перу, подписали соглашение, известное как Буэнос-Айресская конвенция 1911 года. Этот документ предусматривал взаимное признание авторских прав на произведения, содержащие заявление об их охране, обычно с фразой «Все права защищены» на английском, испанском или французском языках. Хотя Буэнос-Айресская конвенция была лишь небольшой вехой в истории авторского права, фраза «все права защищены» стала общепринятой.

Американская система защиты авторских прав зависела от президентских указов о взаимном сотрудничестве с определенными странам. Нюансы такой системы проявили себя в случае с «Моей борьбой» (Mein Kampf) [285] Адольфа Гитлера. У Гитлера было австрийское гражданство, но он потерял его, когда записался в немецкую армию во время Первой мировой войны. Он опубликовал первый том «Майн кампф» в 1925 году, и когда его издатель попытался зарегистрировать

Перейти на страницу: