Мы с Жанной переглядываемся и с явной опаской подходим к сложенным на столе коробкам. Теперь, когда первый шок немного улёгся, и мои глаза обрели способность четко видеть окружающие предметы, я могу сказать, что коробки — одной фирмы-производителя и, видимо, с похожим содержимым.
Христос приблизился к нам и стоит за нашими с Жанной спинами. И видит то же самое, что и мы. Выводы напрашиваются неутешительные.
Жанна переминается с ноги на ногу и, кажется, собирается заплакать. Но это вообще — ни в какие ворота! Сегодня у нас праздник — и ни одна женщина не должна плакать или огорчаться!
— Не реви! — шикая я на Жанну.
— Я не реву… — отвечает она, — Просто он…
Жанна мотает головой в сторону Вольского, который практически положил на трибуну половину своего туловища, и продолжает:
— Меня грозился уволить… — шмыгает носом и всё-таки выдает великую тайну невоздержания господина Вольского, — А я — беременная. От него… А он сказал, что ему дети не нужны. От секретарши, тем более. У него их и так двое.
Кошусь на Вольского совсем уже по-недоброму.
— Пфф! Не нужны дети — нечего было их делать. Тем более, секретарше. А теперь уже — поздняк метаться!
— Клара! — строго говорит за моей спиной Христос, — Не вздумай трогать дядю Егора! У мужика и так шок, а ты с твоими методами перевоспитания оставишь сиротами двух…
Он косится на Жанну и договаривает:
— Нет, уже трех…
— Четырёх… — как-то меланхолично вздыхает Жанна и, наверное, решив, что двум смертям не бывать, а одной не миновать, берет в руки одну из коробок, и продолжает дальше сыпать ошеломительными новостями, — У меня двойня будет.
— Кхм… — сбивается Христос, но живенько берет себя в руки, — Значит, четырех детей. Вольский просто приофигел немного. Он этих двух, что есть, сам воспитывает. Ну, и, наверное, представил, что будет, если ему еще двух подкинут.
— Шиш ему — а не мои дети! — грозно оскаливается всегда мягкая Жанна.
Материнский инстинкт творит чудеса, однако. Сейчас это ни дать, ни взять — тигрица.
— Поэтому дай мужику привыкнуть к новости, — как ни в чем не бывало договаривает Христос и, забрав из рук у Жанны коробку, всё-таки открывает её.
К счастью, держит так, что никому, кроме нас троих, не видно содержимое. Мы наклоняемся головами над этим чудом.
Там… кхм… тоже вибратор. Но фаллоимитатор. Только… Вот…
— Это куда же такое сувать?! — вырывается у меня против моей воли.
Жанна густо-густо краснеет. Христос держит лицо.
— Интересно, такие в природе бывают? — продолжаю я нести околесицу, сраженная наповал увиденным.
Потому что… Ну… В коробке лежит палка вареной молочной колбасы — это по размерам. И ни вот эта миниатюрная "Вязанка" на полкило. Нет! Вот та основательная палка на килограмм с лишним. У которой и длина, и диаметр — соответствующие. И всё это богатство оформлено под мужской член приятного кофейного цвета…
— А тебе зачем? — на последнем моем вопросе Христос изрядно напрягается.
— Ну, так просто — интересно…
Христос напрягается еще сильнее… Ревнивый он у меня.
— Сравнивать, что ли, собралась? Так я могу БДСМ освоить, чтобы лупить тебя в целях профилактики.
Ой, зря он будит во мне всех моих демонов… Ох, зря!
— Это кто еще кого отлупит? Я, может, тоже не против БДСМ попрактиковать! Как хрясь тебя плеткой! — и еще такой выразительный жест рукой делаю…
И только потом замечаю, какими глазами смотрит на нас Жанна. Её, бедную, этот день совсем добил.
— А вы — что — тоже спите? — тихо-тихо спрашивает она, глядя на нас с Христосом огромными словно озера глазами, — И ты, Клар, тоже беременная?
— Кто — беременная? — каркает за нашими спинами Александр Рихардович, зачем-то встав со стула, на котором он так хорошо сидел, и решив полюбопытствовать, чем мы таким тут заняты.
А потом он видит то, что лежит в коробке, и хватается за сердце. Да еще и на лицо как-то сереет.
— Я — беременная! — выпаливаю я, понимая, что другого способа остаться на рабочем месте у меня нет.
— Всё-таки да… — шепчет Александр Рихардович и укоризненно смотрит на Христоса, а потом говорит ему, — Вот вырос ты, сынок, а для чего нужны презервативы, так и не понял.
— Пап! — с возмущением возражает Христос.
Сейчас расколет меня! И в панике наступаю Христосу на ногу.
— Уй-я! — вскрикивает мой любимый мужчина. Потому что я от испуга угодила ему каблуком в зону подъема стопы…
Что-то хрустнуло? Или мне показалось?
Христос хватается за ногу двумя руками и принимается прыгать на одной ноге, так вытаращив глаза, что я начинаю бояться, что меня прибьёт не Александр Рихардович, а именно Христос Александрович.
Только этого мало…
Прыгая Христос задевает коробки, стоящие на столе. С интимными игрушками. Вернее, даже не коробки — он сносит весь стол. И с небольшой сцены по полу перед сотрудниками обеих компаний рассыпаются фаллоимитаторы, вибраторы, какие-то шарики, упаковки тех самых презервативов, про которые только что вспоминал Александр Рихардович, флакончики с анальной смазкой, еще какие-то флакончики, еще какие-то штучечки, которые, я даже придумать не могу, для чего нужны.
Все гости дружно встают. И смотрят, смотрят, смотрят… Выбирают, наверное.
Воцаряется гробовая тишина.
Которую минут через десять нарушает Александр Рихардович, который настоящий отец своему сыну и весьма успешно взял себя в руки.
— Поздравляю вас, Клара Ивановна… Пора мне задуматься над вашим повышением. Такого незабываемого корпоратива у меня еще за всю жизнь не было ни разу. Ну, что — будем дарить?
— Не надо! — пищит за его спиной Жанна, — Это доставка адреса перепутала. Это всё не нам. Вот накладная.
И протягивает старшему Шейгеру листок…
Глава 14. Бойтесь Клару!
Клара
Вытягиваю шею. Мне кажется, там то, что может отстрочить мой смертный приговор.
— Не лезь! — шипит мне на ухо Христос, который уже перестал скакать, как козлик, и взял себя в руки.
Ну, как взял — по-моему, желание опробовать на мне это самое хваленое БДСМ возросло у него в геометрической прогрессии.
Кошусь на него. Я ему на ногу наступила… Отдавила… Ему же больно! А я — такая бессердечная…
— Прости меня, пожалуйста! — прошу искренне и кошусь на Христосушку еще более виновато.
— Ты меня чуть инвалидом не сделала! — ругается любимый. Но тихо. И следом интересуется, — А насчет беременности — что?
— Я… Хм…
— Наврала, — раскусывает он меня тут же.
— Он же