Королева, явно чувствуя это тончайшими вибрациями реальности, мгновенно усилила натиск, ее багровая аура вспыхнула с новой, яростной силой. Ее атаки стали чаще, ожесточеннее, они пробивали мою пошатнувшуюся защиту, и я уже не контратаковал, а отбивался, жертвуя частями брони фантома.
Еще немного, пара секунд — и она разорвет меня на клочья, а с ней и мои последние, отчаянные надежды на спасение, на выполнение миссии, на саму жизнь.
Отчаявшись, чувствуя, как золотое сияние гаснет, я мысленно, вложив в этот крик всю свою ярость, страх и волю, вскричал, обращаясь к тому самому коллективному разуму, что дал мне эту силу.
— Слышите меня⁈ Как мне победить⁈ Я использую свой последний вопрос! Скажите, как ее одолеть! Должен же быть способ!
Голос в моей голове прозвучал на этот раз почти с одобрением, словно учитель, видящий, как ученик наконец-то схватывает суть.
— Вовремя вспомнил про данную мной возможность. Однако объяснять тебе что-то времени уже нет. Лучше увидь это сам.
Мое восприятие мира перекосилось, вывернулось наизнанку. Сквозь привычное, яркое золотое сияние моей маны и ядовитый багровый поток ее чар проступило, просочилось нечто иное, третье.
Это была… плотность. Чистая, необработанная, фундаментальная энергия, настолько тяжелая и первичная, что даже мана уровня Мифа рядом с ней казалась легким, невесомым паром.
Она висела, вернее, была вплетена в самую ткань этого мира, незримая и нетронутая, основа основ. Инстинктивно, повинуясь новому, проснувшемуся чувству, я мысленно протянулся к ней, к этой тяжести.
И коснулся.
Это было похоже на то, как если бы все мои вены, артерии и нервные каналы внезапно наполнились расплавленным свинцом, а кости превратились в уран.
Боль была вселенской, абсолютной, разрывающей саму душу на атомы, но за ней, сквозь этот ад, хлынула мощь, настоящая, нефильтрованная мощь, перед которой моя прежняя, золотая сила казалась детской, бледной забавой.
Мой золотой фантом, уже начавший тускнеть и расплываться, вспыхнул с такой ослепительной, яростной интенсивностью, что багровый свет мира вокруг померк, побелел перед этим новым, сокрушительным сиянием. Один взмах сабли — не просто удар, а акт отрицания — и коса королевы, ее главное оружие, разлетелась на мириады алых, беспомощных осколков, испарившихся в ничто.
Ее следующие заклинания, что до этого едва удавалось парировать с надрывом, теперь разбивались о мой обновленный щит, как стеклянные шары о броню танка, не оставляя и царапины.
Я двинулся вперед, простым, неотвратимым шагом, и она, владычица этого мира, отступила. Впервые за всю эту битву в ее бездонных глазах мелькнуло нечто, кроме холодного, вселенского презрения — чистейший шок, быстро перетекающий в животный, первобытный страх.
Каждое мое движение, каждый жест теперь был катаклизмом, заставлявшим трещать, сыпаться и плавиться саму реальность вокруг нас. Но истинная цена стала ясна мне почти мгновенно.
С каждым ударом, с каждым мигом удержания этой мощи я чувствовал, как эта «тяжелая» энергия выжигает меня изнутри, словно кислотой. Она пожирала мою жизненную силу, мою сущность, с чудовищной скоростью приближая мою кончину.
Это была не победа, а стремительное, яростное самоубийство, обмен шанса на гибель. Еще несколько секунд такого темпа — и от меня не останется даже праха, лишь воспоминание о вспышке, поглощенной вечной багровой тьмой.
Больше медлить было нельзя. Я сконцентрировал все, что оставалось, в одном финальном, отчаянном порыве. «Прилар» взвинтил скорость моего фантома до немыслимого, болезненного предела, превратив нас в единую, сжатую в точку золотую молнию, готовую пронзить вечность. «Радагар» сжал всю доступную мощь в лезвии сабли, заставив его светиться не просто золотом, а ослепительным, белым, ядерным жаром, плавящим взгляд. «Ивола» растянула мою мана-сеть до предела прочности, нити энергии звенели и рвались, но держались, чтобы выдержать чудовищную, финальную нагрузку, а «Энго» вложил в предстоящий удар всю мою боевую ярость, всю боль, всю волю к жизни.
Передо мной королева, чувствуя неминуемый финал, ответила тем же, вывернув наизнанку остатки своей багровой сущности. Ее коса, мгновенно восстановленная, выросла до чудовищных, затеняющих все вокруг размеров, и с ее лезвия хлынули настоящие, кипящие реки крови, заливая багровый горизонт, поднимаясь кровавым приливом. Она стала воплощением самой смерти, апокалипсисом, готовым поглотить последнюю искру света в этом мире.
Мы ринулись навстречу друг другу. Это не было битвой — это было столкновением двух вселенных, двух противоположных начал. Моя золотая, пылающая белым ядром сабля и ее алая, источающая реки скорби коса сошлись в центре этого рушащегося мира.
Удар был абсолютным. Взрыв всепоглощающего света и чистой силы, который разорвал, как ветхую ткань, саму ткань реальности. Я увидел, как багровое небо и земля под нами покрылись паутиной черных, бездонных трещин, из которых лился не свет и не тьма, а ничто.
Мир артефакта содрогнулся от боли и его агония на мгновение, на один единственный миг, нарушила неразрывную связь королевы с источником ее силы. Ее коса, лишенная подпитки, дрогнула, ее матерализация поплыла.
Этого мига, этого кванта времени, было достаточно. Мое лезвие, все еще пылающее неистовой, украденной у вечности мощью, перерубило ее оружие пополам с чистым, хрустальным звоном.
Инерция и ярость понесли его дальше, по идеальной, предопределенной траектории, рассекая багровый свет, ореол и защиту, окружавшие ее шею. Не было сопротивления — был лишь чистый, беззвучный разрез. Ее голова, с застывшим на лице выражением не верящего ужаса и бесконечного потрясения, отделилась от плеч и начала медленно, почти величаво, падать вниз, растворяясь в клубах алого, прощального тумана, унося с собой всю ярость и скорбь этого мира.
Но победа не пришла без цены. В последнее, исчезающее мгновение, уже обезглавленная, королева дернула рукой. Ее коса, уже разрубленная пополам, не рассыпалась в прах, а вместо этого, словно живой змей, восстановилась за лезвием сабли и с мертвой, неумолимой хваткой вонзилась мне в левое плечо.
В тот же миг мир вокруг начал рушиться окончательно, потеряв свою хозяйку. Багровое небо пошло глубокими трещинами, как разбитое стекло, осыпаясь кровавыми осколками в ничто, земля расползалась под ногами, поглощая саму себя в черные провалы небытия.
А затем Маска на моем лице поплыла. Ее металл потерял твердость, стекая с кожи, как расплавленный воск, и исчезая в никуда, не оставляя и следа. Чудовищная мощь Мифа, что наполняла меня до краев секунду назад, ушла, как стремительный отлив, оставив после себя знакомую, но теперь казавшуюся такой жалкой и бледной, алую ману Предания.
А следом сознание не выдержало контраста и выключилось