Крошка, конечно, тот еще засранец, а уж шкодник просто невероятный, но они с Жучком друг друга любят с щенячьих лет, всегда играют, и тут вовремя свое цирковое представление устроили.
Теперь, главное, чтоб не увлеклись и не разворошили мусорный бак, а то дедушка будет недоволен.
Пока перебираю продукты, решая, как ими распорядиться, чутко прислушиваюсь к разговору в комнате.
Рычат мужчины, недовольно, но сдержанно.
И это уже хорошо.
Прохожу обратно, к кухонной зоне сразу, быстро сооружаю нарезочку, выкладываю соления на блюдо, варенье в яркую плошку — это для пирога. Душистый хлеб, который дала Марина, режу щедрыми ломтями, зелени не жалею. И очень быстро на печной плите запекаю в большой чугунной сковороде яичницу со всем, что удалось найти в погребе. Балычок в ход идет, мяско вяленое, колбаски домашние, помидорки, перчик, лучок. Это, конечно, блюдо не праздничное, повседневное, ну так мы и не ждали гостей…
Чем богаты, тем и рады.
Увлекшись, не сразу понимаю, что в комнате затишье. Мужчины, только что сидевшие с недовольными физиономиями, сейчас пристально наблюдают за мной. За каждым моим действием.
И глаза у них голодные прямо.
У Савы — еще и довольно-восхищенные. Словно чудо он какое-то увидел. Его отец и братья — просто удивляются и голодную слюну сглатывают. А дедушка… Дедушка смотрит хмуро. Но с гордостью.
Не понимаю, что такое вообще?
— Я… Просто мы не ждали гостей, потому прошу прощения, что так скромно… — считаю нужным предупредить, пока быстренько сервирую стол, просто, по-деревенски, водружаю огромную скороводу, исходящую паром и шкворчанием. От яичницы идет настолько умопомрачительный аромат, что даже самой хочется перекусить. Но мне нельзя. Сначала гости.
Лица у мужчин, по мере того, как сервируется стол, становятся все более задумчивыми и предвкушающими.
А я понимаю, что совершила ошибку изначально: сразу надо было их накормить! Сытый мужчина совсем по-другому мир воспринимает!
— Чай сейчас будет готов.
Расставляю тарелки, приборы, нарезаю яичницу, раскладываю.
Дедушка смотрит, потом вздыхает:
— Достань там, в буфете… Раз уж такое дело…
Киваю, решив, что дед прав, и сегодня можно. Поедят, расслабятся, глядишь — и договорятся.
И от нас с Савой отстанут, дадут вместе побыть.
А то неизвестно еще, когда теперь увидимся. Что-то я сильно сомневаюсь, что дедушка меня отпустит в город с Савой.
По крайней мере, быстро и легко.
Достаю фирменную дедушкину наливочку, выставляю на стол тоже.
— Садись с нами, — тянет меня к себе Сава, по хозяйски очень.
Дед на это смотрит и снова начинает хмуриться. А мне хочется моего засранца нахального стукнуть по голове! Ну вот зачем провоцировать?
Только-только все утихомириваться начало!
— Мне надо еще приготовить, там на улице тоже есть хотят, наверно… — отказываюсь я.
— Тогда я тебе помогу.
А вот теперь лица у отца Савы и его братьев становятся невероятно удивленными. Наверно, Сава ни разу так себя не вел. Вполне вероятно, что даже не знал, где у них в доме кухня находится.
А для меня это привычно.
Когда мы жили вместе, он часто помогал мне на кухне. Я его даже картошку чистить научила, и кофе он лучше меня варит…
Дедушка хочет что-то возразить, но Сава уже поднимается из-за стола, а Богдан разливает по рюмкам настойку.
— Предлагаю выдохнуть и поесть, — говорит он, — не знаю, как вы, а я зверски есть хочу после охоты на браконьеров.
— Браконьеры же! — хлопает себя по лбу дедушка, достает телефон и набирает номер, — але, Синица, ты? Я тут тебе опять работку подкинул… На пятом километре джип стоит, номера… Так… Пять, пять, девять. Там внутри связанные тела. Живые, зачем мертвые? Прими их, оформи, хорошо? И потом ко мне кого пришли… А, уже знаешь? Кто позвонил? — дед косится на отца Савы, — ну-ну… Жду. Да, приехала. Знаешь уже, да? Без пирога обойдешься, только и ездишь сюда, чтоб жрать.
Он отключает звонок, смотрит по очереди на мужчин, затем первым поднимает рюмку:
— Ну, за встречу, что ли?
Сава, которого я припахиваю нарезать балычок из осетринки, ее кто-то дедушке презентовал в прошлом месяце, подходит ближе, нависая надо мной, и шепчет:
— Ну все, норм. Ты такая классная, Птичка. Говорил тебе?
— Нет… — мне немного стыдно слышать признания, и приятно очень. Краснею, не прекращая чистить картошку. Сварю ее сейчас в чугунке, зеленью засыплю. Быстро и вкусно. И на всех хватит.
— Офигенная… — Сава становится еще ближе, шепот, жаркий такой, волнует даже больше, наверно, чем то, что он со мной совсем недавно делал. — Я тебя хочу сейчас, пиздец, как… Не могу…
— Эй, щегол, а ну отошел от Ольки! — дедушка бдит, несмотря на то, что его занимают беседой родственники Савы, — вы еще не жених и невеста.
— Ошибаетесь, Петр Игнатьевич, — громко и вежливо отвечает Сава, — жених и невеста.
— Я еще своего согласия не давал!
— А я не спрашиваю вашего согласия, мне хватит и Олиного.
— А она, думаешь, без моего благословения, пойдет?
— Никифор, сейчас не Средние века… — вмешивается отец Савы.
— А это мне решать, какие века в моем доме.
Так! Мне это все надоедает.
Я разворачиваюсь от плиты, делаю шаг в сторону, чтоб дедушка лучше меня увидел.
— Дедушка, мы с Савой вместе. Все. Вопрос закрыт.
Наступает молчание. Мертвенное.
Дедушка наливает кровью, глаза даже краснеют, клянусь!
Но я его знаю, потому отступать не собираюсь. Смотрю жестко, разве что руки в бока не упираю.
Наши гляделки никто не решается нарушить.
Лишь Сава позади меня встает молчаливой поддержкой. И его родные смотрят внимательно, с интересом. Причем, в этот момент становятся настолько похожи друг на друга, что просто удивление берет. Как клоны, ей-богу!
— Дедушка, ты же меня знаешь… — примирительно говорю я. Первая. Давая ему возможность поступить правильно.
— Вот ты… — выдыхает дедушка, отводя взгляд и с горя намахивая рюмашку, — непрошибаемая. Бабка твоя такая же была. Тихая-тихая, одуванчик прямо… А как чего в голову войдет — не перешибешь.
— Дедушка… — я делаю шаг к нему и, повинуясь внезапному порыву, обнимаю, прижимаюсь к пахнущей сигаретами и лесом щеке, — ну пойми меня, дедушка…
— Да я разве не понимаю? — вздыхает он, обнимая меня, — понимаю… Но молоденькая ты. И он тоже… Щегол. А кровь-то у него горячая, да пузыристая.
— Может, мне такого и надо…
— Может… Ладно, хватит там возиться, в самом деле, садись, давай. Синицу кормить, что в нужник стрелять: вонь и растрата патронов.
— Но там же еще охрана…
— Они потерпят, — говорит спокойно отец Савы, —