Как и должен был ожидать: придут за вспышкой. И за всем, что вокруг неё.
Я поставил кофейник на малый огонь Эхо – машинальный жест, из разряда «потом». Пиджак с совой висел на спинке стула: ткань лёгкая, жесткая вышивка когтями держит «чужое» плетение, как в насмешку над учебниками. Накинул. Сел идеально. Движение – уже другое. Не роль. Привычка.
– Сколько их? – спросил на ходу, выходя в коридор. Алексей пристроился слева‑сзади.
– Пятеро. Двое в форме канцелярии, трое – сопровождение. Без показной силы, но держатся, как люди с мандатом.
«Пятеро» – неплохо: пришли разговаривать, не давить. «Без показной силы» – лучше: не хотят фиксировать давление камерами. Значит, прессы за воротами нет – Максим грамотно расчистил подступы. Или имперцы пришли тайно, через чёрный въезд? Нет, Алексей сказал «держит у ворот». Значит, демонстративно. Значит, им важно, чтобы наши видели: Империя спрашивает.
Я мысленно сверился со временем. От кухни до лестницы – тридцать секунд. Спуск – ещё столько же. Большая дверь – минута. Если отдать команду сейчас, к моменту, когда створки откроются, им как раз хватит тридцати секунд доехать до входа. Мы встретимся синхронно: они на шаг к дверям, я – на шаг наружу. Максим успеет отойти и занять позицию рядом.
– Скажи Максиму: через минуту впускать, – произнёс я.
– Есть, господин, – Алексей уже набирал по внутренней.
Я отметил его точность и невозмутимость. Хорошо. Значит, дело сделано.
Мысль кольнула сама собой: «Ну всё. Якова нет». Он бы сам вошёл. Сам сообщил. И сам бы выстроил эту минуту так, что никто не заметил бы её веса.
Он умел читать мысли. А я умею считать время.
Ему нравилось появляться ровно в тот миг, когда нужно. Я попробую делать так же.
Всё пошло по счёту. Как и должно.
Я спустился к дверям ровно в тот момент, когда машина почти коснулась ворот.
Открыл створки – и вышел именно тогда, когда должен выходить аристократ: не раньше, не позже. Не показав ни слабости, ни показной учтивости. Ровно. Так, как и должно быть главе рода.
Из машины первым вышел водитель. Сухое движение, без излишней суеты.
Передние двери открыли почти одновременно: двое – синхронно, и открыли задние двое, оттуда вышли еще двое. Пятый остался в салоне.
И в тот же миг я ощутил – он тянет ко мне струны Эхо.
Аккуратно. Медленно. Вероятнее всего, менталист. Пытается не показывать силу, чтобы я не уловил. Чтение мыслей. В Империи это запрещено – особенно в отношении аристократов. Но он рассчитывает, что я юнец, что не замечу.
Ошибся.
Я двинул тонкую струну. Не силу – касание. Подстроил её так, чтобы она пересеклась с его нитью.
Теперь он считывает не меня, а воздух. А в воздухе – всё: частицы, микроорганизмы, мельчайшие вибрации. У каждой – свои нити Эхо.
Поток знаний для мозга бессмысленный. Для его восприятия – перегруз.
Не боль, не удар. Но этого хватит, чтобы запутать его и выбить из равновесия.
Ещё раз этот трюк не пройдёт. Предупреждённый менталист будет осторожнее. Но сейчас – достаточно.
Я уже видел, кто есть кто.
Трое – восьмые ранги.
Один – девятый.
Я понял это сразу: сосуд Эхо у него закрыт бронёй. Щит, будто влитой в само тело. Для других он почти невидим. Для меня – наоборот. Тишина там, где должна быть сила, всегда громче любого шума.
Он – главный. Но говорить будет не он.
Говорить будет тот, кто вышел из задней двери. Разыгрывают спектакль для «малолетнего барона». Считают, что мне подадут картинку, и я её приму.
Улыбнулся про себя. Я вижу. И потому знаю.
Тот, что встал напротив, сразу начал давить массой. Чуть заметное, но плотное давление Эхо. Проверка. Демонстрация.
Максим рядом напрягся, шагнул ближе. Его энергия уже собиралась в мышцы, впитываясь в боевой режим.
Всё шло так, как должно.
Из машины рванул крик. Резкий, надрывный.
Я усмехнулся: не подумал.
Вот вам и проблемы.
Оружие, броня, машины, порталы – всё у них на уровне двадцать первого века. Но биология? Микробиология? В детском саду. Никто из магов не станет ковыряться в микробах, если любую простуду можно снять заклинанием. Аристократ и вовсе позовёт лекаря – и всё. Лекарства, антибиотики – удел простолюдинов. Им нужно было выживать, вот они и разрабатывали.
В итоге здесь даже школьные учебники, скорее всего, поверхностные. Молекула – да. Клетка – да. А дальше? «Есть микробы, но неважно». Магия всё решает.
А я знаю больше. Я был вундеркиндом, я жил этим миром, я помнил каждую теорию, каждую формулу. Работал там, где технологии создавали завтра.
И теперь могу использовать это здесь.
Менталист вытянул тонкую струну, чтобы его не заметили. Я подцепил – и связал с воздухом. Он думал читать меня, а получил в голову весь хор бактерий, пыльцы, микроорганизмов, да ещё и мысли ближайших монстров через общие струны. Такой поток не выдержит никакой мозг.
Его проблемы. Для меня же – новая возможность. Нужно достать учебники, проверить уровень местной науки. Понять, где их слабые места. Потому что здесь я могу быть не просто аристократом, а тем, кто видит глубже.
Яков читал мысли.
Я – считаю.
И считаю так, что сам воздух превращается в оружие.
В салоне стихло. Менталист замолчал, будто его и не было.
Остальные маги на миг напряглись, плетения начали собираться, но – ничего не последовало. Давления нет, атаки нет. Они переглянулись и медленно развеяли узлы.
Спектакль продолжается.
– Здравствуйте. Мы из Имперской канцелярии. Меня зовут Антон. Фамилия, титул и отчество вам ничего не даст. Считайте, что их нет, – сказал он, голос ровный, чуть суховатый. – Аристарх Николаевич, мы хотели бы обсудить вчерашние события и уточнить некоторые нюансы.
Спектакль продолжается. Антон – говорит. Девятый – молчит. Остальные держатся в тени, но каждый готов, если придётся.
Я отметил другое. Возле ворот – чисто.
Ни запаха дешёвого лака для волос, ни перегара, ни дешёвых сигарет. Ни одного репортёра, ни камеры.
Вчера там стояла толпа, сегодня – пустота.
Значит, прилетел приказ. Быстрый, жёсткий.
«Канцелярия едет» – и все журналисты исчезли, будто их и не было. Ушли сами? Сомнительно. Скорее всего, их развернули принудительно. И правильно: под колёсами Имперской канцелярии шанс сдохнуть слишком высок.
По найденной мною информации, с прессой они не церемонятся. Для них это не люди, а помехи.
Я позволил себе лёгкую усмешку – внутри,